ФРИЛ Б. "Отцы и сыновья"

Брайен Фрил

FATHERS AND SONS

ОТЦЫ И СЫНОВЬЯ

ПЬЕСА В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ

(ПО МОТИВАМ РОМАНА И.С. ТУРГЕНЕВА «ОТЦЫ И ДЕТИ»)

ТОМУ И ЮЛИИ ПОСВЯЩАЕТСЯ

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Аркадий Николаевич Кирсанов, 22 года, студент.

Евгений Васильевич Базаров, 22 года, студент.

Николай Петрович Кирсанов, 44 года, отец Аркадия, помещик.

Павел Петрович Кирсанов, 45 лет, дядя Аркадия, отставной капитан.

Василий Иванович Базаров,отец Базарова, ему за шестьдесят, отставной полковой лекарь.

Арина Власьевна Базарова, ей за пятьде­сят, мать Базарова.

Федосья Николаевна (Фенечка), 23 года, любовница Николая.

Анна Сергеевна Одинцова, 29 лет, поме­щица, вдова.

Катя, 18 лет, сестра Анны.

Княжна Ольга, ей за семьдесят, тетушка Анны.

Д у н я ш а, ей за двадцать, прислуга в доме Кирса­новых.

Прокофьич, ему за шестьдесят, слуга в доме Кирсановых.

Петр, 19 лет, слуга в доме Кирсановых.

Тимофеич, ему за шестьдесят, слуга в доме Ба­заровых.

Федька, 16 лет, слуга в доме Базаровых.                                                                                                                   МУЗЫКА:

Действие первое:

сцена первая — «Романс» для скрипки с оркест­ром» Бетховена, фа-мажор, опус. 50;

сцена вторая — фортепианные дуэты. Марши в во­енном стиле.

Действие второе:

сцена первая — «Романс» Бетховена, си-мажор, опус 40;

сцена вторая — то же, что и в первой сцене перво­го действии;

сцена третья — Те Deum Laudamus;

сцена четвертая — «Пей только за мое здравие» (вокал и фортепиано);

«Пей только за мое здравие» (фортепиано и аккор­деон).

Премьера пьесы «Отцы и сыновья» состоялась в Лон­доне в театре Литтелтон 8 июля 1987 года.

                                                     ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина первая

До начала действия слышатся звуки «Романса» Бетховена в фа-мажоре, опус 50, исполняемого И и -ко л а ем на виолончели. Ранний полдень в мае 1859года.

Лужайка перед домом Кирсанова. В глубине сцены видна гостиная. Вдоль дома — веранда с двумя сту­пеньками, ведущими в сад. Перед верандой цве­ты в горшках. На переднем плане беседка. Спра­ва и слева от зрителей различного рода стулья и табуретки. Действующие лица выходят либо слева, со стороны дворовых построек, либо из дома. Николай играет на виолончели в гостиной. Ф е -неяк а сидит, в беседке и вяжет что-то для малы­ша, который рядом с ней спит в коляске. Она моло­дая привлекательная женщина с внутренним достоинством и уверенностью; поскольку она уже не прислуга, но еще не хозяйка в доме, чувствует себя несколько неловко. Время от времени загляды­вает в коляску. Откладывает вязание, закрывает глаза и слушает музыку.Входит Дуняша с корзиной белья. Полная, добро­душная девушка, открытая и практичная. Хохо­тунья

Д у н я ш а. О боже, эта жара доконала меня. И как вы ее выносите?

Ф е н е ч к а. Покрыли бы голову чем-ни­будь.

Дуняша. Я встретила нового приказчи­ка, там, у белья.  Вы знаете его?

Ф е нечка. Только с виду.

Д у няша. Ну и красавчик же. Век бы на него глазела — напомаженные усы и томные карие глаза. Усы-то красивые заметили?

Фенечка. Дуняша!

                  Дуняша усаживается рядом с ней. Фенечка снова начинает вязать.

Д у няша.  Право же! Только помани меня пальчиком... побежала б за ним как собачон­ка. Так вот, смотрит он на меня и говорит: «Ты никак в обморок собралась упасть, ма­лышка?» Чувствительно, да? — «Малышка». А я говорю: «Вот еще больно надо — падать в обморок?» — «Ну, — говорит — смотри как покраснела, того и гляди — лопнешь».

Ф е н е ч к а {смеется). Полно вам. Вечно вы что-нибудь выдумаете.

Дуняша. Вот вам истинный крест. {Смотрит в коляску.) Привет, Митя. Как чув­ствуешь себя сегодня, миленький? Здоров? {Распрямляется, наслаждаясь лучами солн­ца.) Хорошо. Будет, должно быть, очень жар­кий май. {Закрывает глаза.) Это что, он на этой большой скрипке играет?

Фенечка. Виолончель это, вы прекрасно знаете.

Дуняша. Ничего, красивый мотив, да? Только чуток грустный...  как он сам.

Фенечка. А он грустный?

Дуняша. Вам виднее. Не для танцев.

Фенечка. Я слышала, вы вчера весь ве­чер плясали.

Дуняша. До пяти утра. Ох, как хорошо печет!

Фенечка.  Ну и как?

Дуняша. Хотите знать, приглянулся ли кто-нибудь? {Садится.) Вот скажите, Фенеч­ка, помните тех парней, когда мы вместе хо­дили с вами на танцы — помните, как смея­лись и как весело  было?

Фенечка. Помню.

Дуняша. Ну и куда они все подевались, эти парни? У них что, нет братьев? Теперь приходят только одни полупьяные жеребцы.Только и знают что сказать: «Бог ты мой, ка­кое богатое тело!»

Фенечка смеется.

Правда. Так вот и сказал вчера этот верзи­ла. А если бы не он, то другой сказал бы, ка­кой-нибудь старый греховодник, глаза полу­закрыты, а руки так и шарят по заднице.

   Видит, как Павел входит с книгой под мышкой. Быстро встает. Павел типичный «европеизи­рованный.» русский девятнадцатого века одева­ется на английский манер, говорит по-французски. Внешне поникший, однако способен на сильные и глубокие чувства.

Боже, Портновский манекен идет. Должно быть вас заметил.

Фенечка. Не уходите, Дуняша. Остань­тесь со мной.

Д у н я ш а. Вам в самый раз управиться с этим старым козлом. А мое место на кухне.

Фенечка. Прошу вас.

Д у н я ш а. Уж больно вы мягки. Сказали б ему, чтоб убирался подальше.

     Она поднимается, делает реверанс и быстро ухо­дит, оставив корзину,В отношениях Ф енечки и            П а в л а есть опреде­ленная неловкость. Он смотрит на коляску, затем на Фенечку.

Павел. Мешаю?                                                                                                                                                                      Фенечка. Нет. Вовсе нет.                                                                                                                                                                           Павел.   Мне  хотелось  только  попросить вас... сегодня, кажется, в город посылают?..                                                    Фенечка. Да.

Павел. Велите купить для меня...                                                                                                                                            Фенечка. Чего купить?                                                                                                                                                                                          Павел. Чаю. Зеленого чаю. Пожалуйста.                                                                                                                                      Фенечка. Конечно.

Павел. Полфунта довольно будет, я пола­гаю.

Ф е н е ч к а.  Слушаю-с.

Павел. Merci biеп*(.* Большое спасибо-франц.). (Склонившись над ко­ляской.) Экой бутуз. У него сильные пальчи­ки. Может, будет виолончелистом, как отец. Как вам ваша новая спальня, Фенечка?

Ф е н е ч к а. Замечательная. Солнце с само­го раннего утра.

Павел. Я часто вижу ночью свет в вашем окне.

                                         Она встает и собирает вещи.

Фенечка. Это их светлость — зубик ре­жется. Ну, говори, негодник, режется у тебя зубик? Не даешь спать мамочке ночью?

Павел.  Ти es tres belle** ** Ты очень красивая (франц.).

Фенечка. Что?

Павел. Гляньте, не хочет отпускать меня.

Фенечка.  Ну, отпусти же дядю, Митя.

Павел. Фенечка...

Фенечка. Снесу его, пожалуй, в дом. Солнце больно сильно печет.

Павел. Я хочу только сказать...

      Его прерывает появление Прокофъича слева. Он старый слуга, ведет себя исключительно офици­ально и с достоинством; однако в данный момент крайне взволнован и даже можно сказать расте­рян, поэтому практически бежит и громко объяв­ляет:

Прокофьич. Прибыли! Вернулись! Мо­лодой барин, Аркадий, вернулись!

Павел. Рано как! Должно быть, мчались на всех парах!

Прокофьич. Тарантас уж здесь стоит! Вернулись! Вернулись!

Павел. Повеселей будет теперь.

Фенечка. Да.

Павел. Фенечка, простите меня, если...

Прокофьич. Тарантас здесь! Молодой барин Аркадий прибыли! Аркадий приехали домой из Петербурга.

     Прокофьич уже на веранде и кричит в гости­ную. Появляется Николай с виолончелью в руке. Он немного прихрамывает. Добрый, благородный, временами рассеянный и неловкий, но всегда хоро­шо ориентируется в происходящем.

Тарантас здесь! Аркадий дома! Вернулись! Вернулись!

Павел. Ну будет, Прокофьич, мы слы­шим тебя.

Николай. Слышали новость?

Павел. Вроде бы да.

Николай. Аркадий приехал из Петер­бурга. Замечательно! Где Петр? Петр! Ну по­могите же кто-нибудь ему с багажом. Пойди и встреть его, Павел. (Фенечке.) Он, видимо, проголодался с дороги. Нет никакого порядка в доме. Так гостей не встречают. Петр! Нет, мне придется вздуть этого бездельника.

Общее  замешательство.  Прокофьич ринулся влево. Дуняша врывается и хватает свою корзи­ну.

Дуняша (доверительно Фенечке). Друг с ним приехал! Ну, держись теперь! О боже ми­лостивый!

Фенечка. Внесите, пожалуйста коляску в дом, Дуняша!

Дуняша. Вот погодите, увидите его смуглое   божество!   Иисусе,   неужели  настал мой час?!

Павел. Кого это он с собой привез, Нико­лай?

Николай. Дуняша, скажи Петру, чтобы он немедленно явился!

                        Она убегает с коляской и корзиной.

Да с ним приехал его друг — молодой чело­век... его зовут... как его зовут... прости, Па­вел, забыл. Нет, я, право, прогоню этого не­годяя.

Входит Аркадий.

А! Вот и он! Аркадий! Аркадий! Аркадий. Папаша! Ну как ты!                                                       Отец и сын тепло обнимают друг друга. Аркадий все большее начинает походить на отца. Прокофъич с чемоданами в руках стоит в глубине сцены и сияет от радости.

Николай. С возвращением домой! С при­ездом, дорогой кандидат!

Аркадий. Спасибо!

Николай. Дай мне взглянуть на тебя. Изменился. Никак похудел? Совсем другим стал. Ты голоден? Бледный... да... очень блед­ный.

Аркадий. Ясно дело — ученье да экзаме­ны. Теперь отдохнуть надо, как следует. Дя­дюшка!

Павел. С возвращением, Аркадий!

Аркадий. Очень рад тебя видеть! (Тепло обнимают друг друга).А... Фенечка. Это ведь Фенечка?

Фенечка. Она самая.

Николай. А кто же, как не она.

Аркадий. В самом деле. Рад видеть тебя, Фенечка.

Фенечка. И я, Аркадий.  (Они обмениваются рукопожатием, и она уходит).

Николай. Прокофьич обычно едет так медленно, мы ждали тебя гораздо позже. Хо­рошо доехал?

Аркадий. Все в порядке. Папаша, я при­вез с собой друга.

Николай. Ты писал мне об этом в по­следнем письме. Прекрасно!

Аркадий.  Его зовут Базаров.

Николай. Чудесно. Опять будет полон дом. Погоди-ка... увидишь свою комнату... обклеена новыми обоями. Павел выбирал ри­сунок.

Павел. Много было шума по этому поводу.

Николай. Ну что ты! Разве?

Павел. Ну, немного-то было.

Аркадий. Его зовут Базаров — Евгений Васильевич Базаров. Пожалуйста, папаша, приласкай  его.

Николай. Естественно, мы примем его со всею душой.  Правда,  Павел?

Аркадий. Я не могу тебе выразить, до какой степени я дорожу его дружбой.

Павел. Он тоже закончил курс?

Аркадий. Заканчивает в будущем году. Изучает естественные науки и медицину. По­жалуй, один из самых блестящих умов, ка­ких мне довелось знать.

Николай. Ладно, блестящий Базаров бу­дет таким же желанным, как и ты... почти та­ким же.

Аркадий.  Дядюшка, пойди и поприветст­вуй его, пожалуйста.

Павел (Аркадию). Ну что я говорил? Веч­ный мальчик на побегушках. Plus да change*.* Не меняется .

                    Павел уходит, Прокофьич собирается следо­вать за ним.

Николай. Посмотри-ка, как хорошо вы­глядит Прокофьич.

Аркадий. Прокофьич совсем не меняет­ся. Спасибо, что приехал за нами.

Прокофьич. Пожалуйста. Завтра утром пойдем искать птичьи гнезда.

Аркадий. Обязательно. Покажем База­рову все хорошие места.

Прокофьич. Может, нам лучше вначале вдвоем, а потом мы...

Павел (за сценой). Прокофьич!

Прокофьич. Иду, барин. (Аркадию.) Уж как я рад, Аркадий, что ты снова дома.

Аркадий. Спасибо.  (Прокофъич уходит влево).Птичьи гнезда. Думает, что я все еще ребе­нок.

Николай. Да и я, пожалуй, в какой-то степени тоже так думаю.

Аркадий. Я намеренно упомянул База­рова, потому что они не очень ладили доро­гой. Прокофьич крепко держится за старое, старые правила этикета. (Он снова обнимает отца.) Очень, очень рад видеть тебя, папаша.

Николай. Спасибо тебе.

Аркадий. Ты свежо выглядишь.

Николай. Свежо? В мои-то годы?

Аркадий. Да и дядюшка тоже. Что он теперь поделывает?

Николай. Ну, ты же знаешь Павла — ищет, как убить время, по его собственному выражению, гуляет... читает... (Шепотом.) Ходит к английскому портному и француз­скому парикмахеру... предается своим тай­ным   мыслям...   (Быстро   оглядывается   по сторонам.) Аркадий, тут есть одно дело... пока мы одни... неловко об этом говорить...

Аркадий. О Фенечке.

Николай. Ш-ш-ш! Откуда ты знаешь?

Аркадий. Интуиция.

Николай. Да, о Фенечке. Ты же знаешь Фенечку? Ну, что это я — конечно, знаешь! Так вот, думаю, тебе известно, я уже давно к ней неравнодушен. Ее мать была лучшей эко­номкой, из тех, какие у нас бывали, а после ее смерти Фенечка взяла на себя все ее обя­занности и исполняла их с большим знанием дела и умением, а лет-то ей всего... двадцать три, на год старше тебя. Я ей в отцы гожусь, а, каково? Ха-ха. Как бы то ни было, я давно уже к ней привязан. Да, и попросил ее пере­ехать из сырой квартиры, что над прачечной, в большой дом. Говорю сейчас об этом, отчас­ти потому, Аркадий, что боюсь... ты будешь осуждать ее.

Аркадий. Я буду осуждать Фенечку?

Николай. Надеюсь, ты не очень будешь против, Аркадий.

Аркадий. Против? Чего это ради я дол­жен быть против?

Николай. Ну, потому что... ну, я поду­мал, что... Так или иначе, на самом деле, при­чина, по которой я поселил ее в этом доме, и я хочу, чтобы ты знал об этом... причина за­ключается в том, я очень люблю эту девушку, Аркадий... и считаю порядочным и правиль­ным, чтобы она жила в этом доме после того... (Пауза.) после того, как она родила ре­бенка.

Аркадий.   Ребенка?

Николай.  Это наш общий.

Аркадий. Ты хочешь сказать?..

Николай. Мальчик.

Аркадий. Ты и?..

Николай. Ему шесть месяцев.

Аркадий. У меня появился маленький брат.

Николай. Сводный.

Аркадий. Сводный.

Николай. Митя.

Аркадий. Митя.

Николай. Митя. Теперь ты все знаешь. Должен тебе сказать, что он вылитый я.

              Аркадий вдруг смеется и обнимает отца.

Аркадий. Папаша, лучшей новости быть не может!

Николай. Правда?

Аркадий. Конечно, правда. Ах ты, хит­рюга! Старый повеса! Ловко ты все это проде­лал! Поздравляю!

Николай. Ты не сердишься?

Аркадий. Сержусь? Господь с тобой, я так рад за тебя!

Николай. Спасибо тебе, сын. Спасибо. Мы не будем говорить об этом в присутствии Павла. Боюсь, что он не одобряет все это. С его понятиями о классовых и общественных приличиях.

                  Слева входят Павел и Базаров.

Поговорим после.      Базаров — студент. Смуглый, худощавый, впе­чатлительный. Чувствует, что в этом доме он по­сторонний по своим политическим и обществен­ным воззрениям, отсюда его высокомерие и резкость.

Аркадий. Вот и он! Проходи, Базаров! Подойди сюда. Дядюшка, вы уже, наверно, познакомились — Павел Петрович Кирсанов. А это мой отец, Николай Петрович Кирсанов. Евгений Васильевич Базаров.                                    Базаров официально кланяется.

Николай. Душевно рад и благодарен за доброе намерение посетить нас, Евгений Ва­сильевич. Надеюсь, вы сможете провести у нас большую часть лета, а также надеюсь, что вам не наскучит наше общество.

Павел. Ты помнишь, в батюшкиной ди­визии был лекарь Базаров? Так этот лекарь, он говорит, его отец.

Николай. Правда? Боже мой, как те­сен... как...

Павел.  Extraordinaire, n'est се pas?* * Невероятно, не так ли?

Николай   В самом деле. Вы же тоже бу­дете доктором? Прекрасно. Отлично. Сади­тесь. Садитесь. Устали, должно быть, с доро­ги.

Базаров.   Я предпочитаю стоять.

Николай.  Конечно. Лучше постоять. Размять ноги. Непременно... Надо постоять... Значит так... как бы получше все это устро­ить... Чай можно накрыть здесь. Затем моло­дые люди могут отдохнуть, а ужинать будем в семь. Хорошо? Петр! Ну ведь нарочно прячет­ся от меня. Это уже не шутки. Дуняша! Ох, если бы вы знали, как все труднее становится управлять. Ну разве я преувеличиваю, Па­вел? Старая система... конечно, в ней были свои изъяны. А что теперь?.. Теперь я отдаю всю землю крестьянам, чтобы они возделыва­ли ее — дарю им ее. Но будут ли они возделы­вать ее даже для себя? Я бы очень хотел, Ар­кадий, чтобы ты вник в это дело. В мои годы это становится непосильным для меня... к со­жалению. (Дуняше.) Ах, Дуняша. Принеси сюда самовар.

Павел.  Для меня какао, s'il vous plait**** Пожалуйста.

Николай.  И возьми в буфете бутылку темного хереса. Молодые люди, возможно, хо­тят... этого... покутить!.                       Д унята пристально смотрит на Базарова

Аркадий. Тебе хочется покутить, База­ров? Да, нам бы хотелось покутить, папаша.

Николай. Дуняша!

Дуняша.  Что, барин?

Николай. Темного хересу. В буфете. И бокалы.(Она уходит в дом).Что творится с этой девицей? А как поживает ваш батюшка, Евгений Васильевич?

                 Базаров   смотрит   на   него   отсутствующим взглядом.      Пауза.

    Ваш батюшка — он здоров?

Базаров. Полагаю, что да. Я его три года не видел.

Николай. Он ведь был в отъезде — да?.. Путешествовал?

Базаров. Ничего не знаю о этом.

Николай. А-а!

Базаров. Три года не видел его, потому что не был дома с тех пор, как поступил в университет.

Молчание.

Аркадий {быстро). Дайте-ка я расскажу вам об этом типе. В этом году он снова завое­вал золотую медаль за ораторское искусст­во — третий год подряд.

Николай. Замечательно!

Аркадий. Он также... {Базарову.) Нет, дай мне договорить... он также президент фи­лософского общества и редактор журнала. На редкость радикальное издание — универси­тетское  начальство  запретило  оба  номера в этом году! Нас вызывали на дисциплинарный совет... помнишь? «Революционеры! Прокля­тые революционеры!»

Николай. Ораторское искусство — превосходная дисциплина. Превосходная! Я очень одобряю... это... это... ораторское ис­кусство.

Павел. И на какую же тему вы... оратор­ствуете?

Базаров. Политика. Философия.

Павел. У этих предметов есть кое-что об­щее, так ведь?

Аркадий. Ну, будет, дядюшка. Ты же сам знаешь, что есть.

Павел (Базарову). И ваша философия?..

Аркадий. Нигилизм.

Павел. Как?

Аркадий. Нигилизм, дядюшка. База­ров — нигилист.  И я тоже.

Николай. Интересное слово. Это от ла­тинского — nih.il, ничего, сколько я могу су­дить. Стало быть, это человек, который ниче­го не уважает. Абсолютно ничего.

Аркадий. Это человек, который ко всему относится с критической точки зрения.

Павел. Не все ли равно.

Аркадий. Нет, не все равно, дядюшка! Не надо понимать так примитивно!

П а в е л. Я — примитивно? Помилуй Бог!

Аркадий. Нигилизм начинается там, где подвергаются сомнению все идеи и принци­пы, как бы почитаемы они ни были. А это не­избежно приводит к выводу, что мир должен быть создан заново. {Базарову.) Я достаточно точно изложил нашу позицию, так ведь?

                Базаров   с   безразличием   пожимает   плечами и разводит руками.

Павел. Итак, вы верите только в науку?

Аркадий. Мы ни во что не верим. В нау­ку можно верить не более, чем в погоду, или земледелие, или плаванье.

Николай. Я должен сказать тебе, что земледелие теперь уже совсем не то, что пре­жде. За прошедшие пять лет я увидел, как техника земледелия шагнула вперед...

Аркадий. Я бы попросил тебя, папаша, не отвлекать нас от темы своими наивными замечаниями.

Николай. Прости.

Павел. Позвольте тогда простой вопрос: если вы отвергаете все принятые принципы* и правила, что двигает вашим поведением?(* Павел произносит слово «принцип» на французский манер, «с» вместо «ц» и с ударением на последнем слоге).

Аркадий. Я не понимаю, что значит этот простой вопрос.

Павел. В силу чего вы действуете?

Аркадий. Мы действуем в силу того, что признаем полезным. Полезное —■ сохранять, неполезное выкидывать за борт. Однако са­мое полезное, что мы можем делать,это отри­цать, отметать,отвергать.

Павел. Все?

Аркадий.  Все, что не имеет пользы.

Павел. Все принятые нормы, всё — ис­кусство, науку?

Аркадий. А какая от них польза? Все на свалку.

Павел. Вот так, с цивилизацией уже рас­правились.

Николай. Неприятие, Аркадий, несо­мненно означает разрушение, однако несо­мненно и то, что мы должны не только разру­шать, но и строить.

Аркадий. Сперва нужно место расчис­тить. На данном этапе нашей эволюции мы не имеем права предаваться собственным фанта­зиям.

Николай. Я не о фантазиях говорю.

Аркадий. Иногда трудно понять, о чем ты говоришь, папаша.

Павел. И когда же вы начнете проповедо­вать открыто свое новое евангелие?

Аркадий. Мы люди действия. Мы не проповедники. Так, Базаров? Мы не собира­емся...

Павел. Разве вы теперь не проповедуете? (Николаю.) Все это вздор, скучный старый ма­териалистический вздор, который я слышал уже сотни раз.

Аркадий. Мы знаем, что в мире есть го­лод и бедность; мы знаем, что политики берут взятки; мы знаем, что судебная система кор­румпирована. Все это мы знаем. И нам надое­ло слушать этих «либералов» и «прогресси­стов»...

Павел. Итак, вы определили все социаль­ные пороки...

Николай. Дай ему договорить, Павел.

Павел. Я бы предпочел, чтобы Евгений Васильевич сам бы рассказал обо всем этом. (Аркадию.) И никакой созидательной про­граммы у вас нет?

Базаров. И никакой созидательной про­граммы у нас нет.

Павел. Кроме как бранить тех, которые заняты созиданием.

Базаров. Да, бранить тех, кто заняты со­зиданием.

Павел. И это называется нигилизмом.

Базаров. И это называется нигилизмом. Увлекательная дискуссия, молено сказать, по­дошла к концу, так?

Павел. Incroyable*( Невероятно (франц.)).Я бы хотел знать, правильно  ли  я  понял...


Николай. Уверен, что ты все понял пра­вильно. Давайте на этом закончим.

Павел. Вначале наши спасители уничто­жат страну, а затем они переделают страну. Но, может быть, найдется какой-нибудь здра­вый человек, который скажет, что наши спа­сители — просто болтуны, болтуны с золотой медалью?

Базаров. Мой дед был крепостным, Па­вел Петрович. Полагаю, что я имею некоторое представление о русском народе.

Павел.  Уверен, что у вас есть очень...

Базаров. Да, полагаю, что у меня есть, по крайней мере, такое же точное и сочувст­венное понимание их нужд и терпеливых ожиданий, на которое претендуют эти про­винциальные аристократы, что рядятся в анг­лийские одежды и следуют английским обы­чаям. Вся их цивилизация заключается в употреблении нескольких избитых француз­ских фраз и бесконечных разговорах о матуш­ке России. На деле же они и с места не сдви­нутся, чтобы сделать что-нибудь для «Ыеп public»* * Общественное благо {франц.).  как они сами выражаются.

Павел. Думаю, вы нарочно пытаетесь...

Базаров. Слова, которые с такой легко­стью слетают с уст вам подобных, — либера­лизм, прогресс, принципы, цивилизация — эги слова не имеют никакого смысла в Рос­сии. Это все заимствованные слова. России они даром не нужны. А вот что нужно русско­му человеку... и это могут дать только кон­кретные действия... Так вот, русскому челове­ку нужен кусок хлеба, чтобы положить себе в рот. Но прежде чем положить этот кусок в рот, надо вспахать землю... и вспахать глубо­ко.

Николай. А знаешь, он прав: пахота — очень важная составная земледельческого цикла. (Аркадию.) Прости, я не...

Павел. Итак, вы вдвоем собираетесь ре­формировать Россию.

Базаров. Переделать Россию. Да.

Павел. С применением силы?

Базаров [пожимая плечами). Если пона­добится.

Аркадий. Все, что необходимо, так это несколько преданных людей. От копеечной свечки Москва сгорела, дядюшка.

Николай. Должен сказать, что это так.

Павел. Ради бога, Николай, ты ничего в этом не понимаешь.

Николай. Прости, Павел, но Москва дей­ствительно сгорела от копеечной свечки. Это исторический факт. Отец приводил цитату из достоверного источника. (Обращаясь к Фенечке и Дуняше, которые только что вошли с подносом и самоваром.) А! Фенечка! Очень хорошо! Великолепно! Отлично! Очень вовре­мя — как раз, когда мы пришли к понима­нию наших позиций. Херес принесла? Пре­красно. (Дуняше.) Поставь поднос вон там. Спасибо. Спасибо. Фенечка, ты еще не знако­ма с другом Аркадия? Евгений Васильевич Базаров.

Базаров. Рад с вами познакомиться.

Фенечка. Добро пожаловать.

Базаров. Спасибо.

Аркадий. Доктор Базаров... без пяти ми­нут доктор.

Фенечка. Добро пожаловать, доктор.

Николай (Дуняше, которая пристально смотрит на Базарова). Дуняша, поставь, по­жалуйста,   поднос на стул.

Дуняша. Ах, да... конечно.

Николай. Это, кажется, тебе, Павел. (Имеет в виду какао.)

Павел. Спасибо.

             В то время как передаются чашки по кругу,Аркадии разговаривает с Фенечкой.

Аркадий. Поздравляю.  Она в недоумении,С новорожденным.

Фенечка. Ох! {Бросает быстрый взгляд на Николая.)

Аркадий. Он только что сказал мне об этом.

Фенечка. Он не знал, как вы это вос­примете.

Аркадий. Я рад за вас обоих.                                                                                                                                                                    Фенечка. Спасибо.

            Николай чувствует, что между Ф е не ч кой и Ар к ад и ем происходит приватный разговор.

Николай. Ты посидишь с нами, Фенеч­ка, а?

Фенечка. Не сейчас. Надо выкупать Митю и уложить его спать. Я приду попозже.

Николай. Будь добра.            Фенечка уходит.

Дуняша.  Еще чего-нибудь надо?                                                                                                                                         Николай. Да, нет, пожалуй, больше ни­чего.( Она стоит неподвижно и в упор смотрит на Базарова).

Спасибо.  (Дуняша уходит).С девицей что-то происходит сегодня. Теперь по поводу наших планов на ближайшее время. Кое-что у нас для вас приготовлено. На следующей неделе в понедельник у нас офи­циальные гости. Это длинная и довольно за­путанная история...

Павел. Все очень просто: в честь вашего приезда у нас будет прием.

Аркадий. Замечательно!

Николай. Несколько недель назад совер­шенно неожиданно нас посетила одна моло­дая особа — Анна Сергеевна Одинцова. (База­рову.) Странная фамилия — Одинцова. Знакома вам эта фамилия?

Базаров (не слушая). Нет.

Николай. Признаться, я тоже до этого не слышал о ней. Так вот, выясняется, что мать этой молодой особы, царствие ей небес­ное, и моя жена, и ей царствие небесное, в де­вичестве были очень близкими подругами. Но как часто бывает, после замужества потеряли из виду друг друга. Короче говоря, Анна Сер­геевна, перебирая в мансарде старые вещи...

Павел. Можно сахару?

Николай. ...наткнулась на связку писем твоей доброй матушки Марии, адресованных своей подруге, в то время молодой подруге. И Анна Сергеевна по доброте своей душевной подумала, что, может, мне будут интересны эти письма, поскольку в них часто упоминает­ся мое имя. (Базарову.) Мать Аркадия и я в ту пору, как у нас говорят, женихались.

Базаров (не слушая). Да?

Павел. Сливки, пожалуйста.

Николай. Я бы очень хотел иметь эти письма, сказал я. И тогда сразу же, на сле­дующей неделе, Анна Сергеевна Одинцова приехала и вручила мне Мариины послания, и провела у нас приятных пару часов... Так ведь было, Павел?

Павел. Мне показалась она очень... осто­рожной.

Николай. Тебе так показалось?                                                                                                                                                         Павел.    Обезвоженная    какая-то.    Ноль эмоций.

Аркадий. Дядюшка!                                                                                                                                                                        Николай. А мне она очень понравилась.                                                                                                                                                    Аркадий. Какого она возраста?                                                                                                                                                      Николай. Я мало в этом разбираюсь. Ну, может быть, ей лет этак...                                                                                       Павел. Двадцать девять.                                                                                                                                                               Аркадий. Интересно.                                                                                                                                                                                                        Николай. Да, интересная дама.                                                                                                                                                          Павел.  Страшно богата. Огромное поме­стье.  И  вдова.

Аркадий. Очень интересно.                                                                                                                                                                              Николай. Очень?.. О, я понимаю, что ты теперь имеешь в виду. Очень хорошо. Очень хорошо. Что же еще мы о ней знаем? Живет она со старой теткой, эксцентричной особой, какой-то княжной.                              Павел. Ольгой.

Николай.   Ольгой.   И   еще   у   ней   есть младшая сестра...  Как зовут сестру?                                                           Павел. Катерина.

Николай. Точно — Катя. Все трое прие­дут в понедельник на следующей неделе. {Пауза.) И у нас будет замечательный вечер. {Пауза.) И мы чудесно проведем время. {Пау­за.)  Правда?

Павел. Извините меня. У меня болит го­лова, когда я долго сижу на солнце.

Николай. Через полчаса у нас встреча с новым приказчиком, Павел.                                                                                     Павел. Я буду у себя.                                                                                                                                                                                                Николай. Я приду к тебе через пару ми­нут.(Похлопав Аркадияпо плечу  Павел уходит). Павла хлебом не корми, только дай подиску­тировать... любимое дело — пикировка. В на­шем захолустье так легко опуститься, Евге­ний.

Базаров. Да.

Аркадий {быстро). Что было в этих письмах?

Николай. В письмах?

Аркадий. В письмах, где мама писала о тебе своей подруге.

Николай. А-а, эти... должен сказать, они были местами откровенными... очень от­кровенными, по правде сказать... по правде сказать, некоторые из них были абсолютно откровенными. На самом деле никогда ничего не знаешь про людей. У каждой души своя тайнопись. Своя маска.

   Слева входит Петр. Ему девятнадцать, крайне нахальный и самоуверенный. Знает, что Нико­лай любит его, и пользуется этим. В одном ухе серёжка. Волосы выкрашены в разные яркие цвета.

Петр. Звали меня, барин?

Николай.  Чего тебе, Петр?

Петр. Вы посылали за мной.

Николай.  Неужели?

Петр. Дуняша сказывала, я вам нужен.

Николай. Конечно звал, Петр.А ты, ко­нечно, не слышал. {Базарову.)У Петра со слу­хом не  все ладно.

Петр {обиженно). Со слухом у меня все в порядке. Я в конюшне корячился. Могли хоть сколько угодно кричать, все равно бы, барин, не докричались.

Николай. Ну, ладно, будет тебе, Петр. Ты лучше посмотри-ка, кто здесь.

Петр. Знаю. Коляску видел. С приездом, Аркадий.

Аркадий. Спасибо, Петр.

Николай. А это Евгений Васильевич, тоже почти что закончил курс.

Петр. Наше вам почтение, барин.

Базаров. Привет.

Николай. Как тебе нравится эта радуга на голове?

Аркадий. Так ходят петербургские пи­жоны, Петр.

Петр. Да знаю я. Только они здесь не зна­ют этого.

Николай. А как тебе его голубая серьга?

Петр. Извините, барин,  но это бирюза.

Николай. Прости меня, Петр, это бирю­за. Прошу прощения. (Дает знак удалиться.) Ступай. Нет, постой. Забери этот поднос. Вы­вези коляску и поставь ее у заднего крыльца.

Петр. Слушаюсь, барин. Сказано — сде­лано.

Николай. «Сказано — сделано». Умрешь с ним.(Петр уходит).Люблю этого наглеца. (Смотрит на часы.) Половина шестого. Надо бежать. Покажи Ев­гению гостевую. Умойтесь с дороги. Погуляй­те. Отдохните. Словом, располагайтесь. Ужи­нать будем в семь. И еще раз вам обоим — добро пожаловать.  (Уходит.)

              Аркадий расстроен поведением, друга ему ка­жется, что он был слишком резок а разговоре с Пав­лом. Базаров этого не замечает. Он подходит к самовару.

Базаров.  Откуда у него это хромота?

Аркадий. В молодости сломал ногу. Пло­хо срослась.

Базаров. Он мне нравится.Славный ма­лый.Добряк.А что за отношения между ним и этой блондинкой

Аркадий. Фенечкой? Это его любовница.

Базаров. Похоже на это.

Аркадий. Ты очень деликатен.

Базаров. У них давно отношения?

Аркадий. У нее от него ребенок.

Базаров. Миловидная женщина. Замеча­тельное чувство собственного достоинства. Фенечка.

Аркадий. Ему следует на ней жениться.

Базаров. Кому нужна женитьба? Твой отец куда более прогрессивен, чем ты, мой друг. Сдается мне... если даже просто взгля­нуть на этот двор... сдается мне, помещик он не самый умелый в России. Но сердце у него доброе. Налить чаю?

Аркадий. Мне показалось, ты слишком резко обошелся с дядюшкой.

Базаров. Ну и чудище же он!

Аркадий. Твои замечания относительно избитых французских фраз и прочего в этом же роде звучали очень оскорбительно.

Базаров. Но это же настоящий шок столкнуться в бог знает какой глуши с этаким лондонским денди. Не представить себе? Да еще выслушивать его допотопные теории о «цивилизации» и «основах поведения»! Урод­ство  какое-то!

Аркадий. Его считали самым красивым офицером и лучшим гимнастом к тому же.

Базаров. Нет, он даже не урод — просто карикатура какая-то.

Аркадий. В чин капитана произвели, ко­гда ему исполнился всего лишь двадцать один год. Женщины были без ума от него. Где он только не бывал, чего он только не читал. Го­ворит на трех или четырех языках. Обедал од­нажды с Луи Филиппом. Долгие годы перепи­сывался  с  герцогом Веллингтоном.

Базаров (имитируя интонацию Павла). Боже ты мой!

Аркадий. Затем, ему было лет двадцать пять тогда, влюбился — это была всепогло­щающая страсть. Помню, как маленьким слышал эту историю. Она была княгиня, за­мужем, с ребенком.

      ( На веранде появляется Дуняша и вытряхиваетскатерть. Базаров делает вид, что она машет

ему ручкой,  и  он  делает ответный жест. Дуняша удаляется с показной скромностью).

Базаров. У этой барышни, Дуняши, иг­ривый взгляд.

Аркадий. С копной сверкающих золоти­стых волос. Когда она их распускала, «они падали ниже колен», как у принцессы из сказки. Они жили некоторое время вместе. Затем он ей наскучил. Она сбежала от него то ли в Германию, го ли во Францию, или еще куда. Просто исчезла. Он полетел, естествен­но, вслед, в течение десяти лет бегал за ней, как сумасшедший, по всей Европе. Затем кто-то сказал ему, что она умерла, скорей все­го в состоянии помешательства, в одном из за­дрипанных пансионов Парижа.

Базаров. Где ж еще умирать.

Аркадий. Ах да, была еще одна подроб­ность.

Базаров (с наигранной заинтересованно­стью).  Ну-ну, какая же?

Аркадий. В начале их романа он пода­рил ей кольцо с гравюрой в виде сфинкса на камне. Согласно семейной легенде она спроси­ла его:   «Почему сфинкс?»

Базаров.   «Ты этот сфинкс».

Аркадий. Совершенно верно. Так он от­ветил! И ровно через семь недель после ее смерти в его клуб принесли пакет. Он открыл его и внутри...

Базаров.  Было кольцо.

Аркадий. Да. Это случилось в 1848 году, в год смерти мамы. Отец остался один, совер­шенно потерянный без своей Марии. Попро­сил дядюшку поселиться у него. Он приехал. И с тех пор он живет здесь, как отшельник, в состоянии глубокой и постоянной меланхо­лии... Я люблю его. Думаю, хороший чело­век. Дядя Павел.

Базаров. Ты меня порой немало удивля­ешь. Я вот про себя думаю, что ты взросле­ешь — политически, интеллектуально, эмо­ционально . И вдруг возникаешь с таким огромным грузом романтической белиберды, что меня, признаюсь честно, начинает это тре­вожить. Принцесса... сверкающие золотистые волосы... всепоглощающие страсти...

Аркадий. Если бы ты узнал Павла так хорошо, как я...

Базаров.   Взгляни на это беспристрастно. Образ и характер всей его жизни определила единственная и нелепая страсть. А когда эта нелепая сграсть не встретила взаимности — что происходит? Он погружается в «глубокую и постоянную меланхолию»! На всю остав­шуюся жизнь! Из-за сумасшедшей женщины! Но это же поведение слабоумного! (Он начина­ет брать верх над Аркадием.) Позволь докто­ру Базарову изложить тебе его принципы над­лежащей организации отношений между мужчинами и женщинами.

Аркадий. Я должен записать эти бес­смертные слова.

Базаров. Пункт первый. Романтическая любовь — это все выдумка.

Пункт второй. В отношениях полов нет аб­солютно ничего загадочного. Это чисто физио­логия.

Пункт третий. Рядить эти отношения в одежды рыцарства и верить в эту необходи­мость, значит, проявлять признаки психического нездоровья. Все трубадуры были сума­сшедшими.

Пункт четвертый. Если тебе понравилась женщина, кто бы она ни была, всегда, всегда попытайся заняться с ней любовью. Хочется предаться распутству, распутничай.

Аркадий. Бедный отец — я был слиш­ком строг с ним.

Базаров. А если тебе не удается завла­деть конкретно этой женщиной, то подума­ешь, велико горе? Поверь доктору Базаро­ву — в море водится много рыбы.

Аркадий. Ты сукин сын, Базаров. Ты знаешь это?

Базаров. Признаю это. Я не прав?

Аркадий (смягчаясь). Развратный сукин сын — вот ты кто.

Базаров. Составь список женщин, с ко­торыми тебе бы хотелось заняться любовью — без каких-либо обязательств, без какой-либо ответственности — только ради удовольствия.

Аркадий.  Умерь свой пыл.

Базаров. Никаких осложнений «любви», никакой романтики, никакого мусора.

Аркадий. Это игра для студентов. Я уже закончил курс — не забыл?

Базаров. Повалялись в сене... получили удовольствие...  и до свидания.

Аркадий. Грубые свиньи все вы, меди­ки.

Базаров. Итак, начнем с тебя. Наташа Петрова.

Аркадий.   Какая Наташа?

Базаров. Вот мужское непостоянство. Первый год в Петербурге... рыжеволосая доч­ка хозяйки квартиры... Наташа, по прозвищу борзая!

Аркадий. Да ладно тебе, Базаров. У нас с ней  ничего не  было.

Базаров.  Ты ей сонет написал.

Аркадий. Да никакого сонета я не писал!

Базаров.

«Что краше может быть тех форм,

Что снятся мне все те часы,

которые зовутся жизнью»...

Аркадий. Ну, ладно — ладно. Это было все так, мимолетное...

Базаров. Вот именно. Покувыркались... получили удовольствие... и до свидания. Она номер один. Дуняша?

Аркадий. Дуняша? Здешняя?

Базаров. На очереди или нет?

Аркадий. Я никогда не думал о ней в этом...

Базаров. Игривый взгляд, открытое сердце, пышные формы.

Аркадий. Ну, коль скоро ты упомянул ее, то я полагаю она...

Базаров. Зачисляем в кандидаты, номер два.  Анна Сергеевна?

Аркадий. А это кто такая?

Базаров. Особа, что приглашена на вечер в следующий понедельник.

Аркадий. Мы же никогда ее не видели.

Базаров. Какая разница?

Аркадий. Она богата.

Базаров. Двадцати девяти лет от роду.

Аркадий. Огромное поместье.

Базаров. И вдова к тому нее.

Аркадий. А это важно?

Базаров. Имеет опыт, дружище.

Аркадий. Важное соображение. Ну так что?

Базаров. Ну, если только потому, что опыт есть — номер три. А ее сестра — Катя?

Аркадий. Надо подумать.

Базаров.  Голосуй.  Да или  нет.

Аркадий. Катя? Мне нравится Катя. Я люблю Катю. Да.

Базаров. Зачисляем. Хорошо. Итак, пока список из четырех.

На веранде появляется Ф енечка.

Фенечка. Евгений Васильевич!

Базаров. Привет.

Фенечка. У малыша появилась какая-то сыпь на затылке. Не взглянете ли вы на него?

Базаров. С удовольствием.

Фенечка. Здесь в кухне.

Базаров. Иду. (Аркадию.) Первый про­фессиональный визит.

Аркадий. Надо будет обязательно еще с кем-нибудь посоветоваться.

Базаров (мягко). Может быть, Фенечка будет номер пять в нашем списке?

Аркадий. Базаров, ты!..

Базаров. Только в шутку, дружок, толь­ко в шутку. (Идет на веранду, где его ждем Фенечка.)

Аркадий (кричит вслед). Даже в шутку! Базаров, ради бога!

На ступеньках веранды Б аз аров поворачивает­ся лицом к Ар кадию и улыбается. Затем он и Фенечка уходят в дом.

Картина вторая

Начало июня. После ужина.Николай и К а т я играют в четыре руки на фор­тепиано в гостиной. Кате восемнадцать лет, она открытая, живая, говорливая девушка. Фенечка стоит у рояля и переворачивает ноты по сигналу Ни ко лая. Базаров стоит на веран­де, облокотившись на перила, медленно ест моро­женое. Павел сидит одиноко на переднем плане справа, читает. Анна сидит слева и слушает музыку. Это элегантная, ухоженная и осмотри­тельная женщина. Совершенно сознательно дер­жит себя в определенных эмоциональных рамках и отдает себе отчет, когда выходит за их пределы или если кто-то посягает на ее эмоциональное рав­новесие. Княжна сидит в глубине сцены под большим зонтом, который частично скрывает ее лицо. Время от времени она выглядывает из-под зонта. Очень старая, очень эксцентричная и энергичная особа. Все время как будто что-то жует и смахива­ет воображаемые крошки с рукава и подола. Музыка еще не смолкла, но слышен голос Нико­лая.

Николай. Превосходно, Катя. Прекрас­но. Не уходите. Давайте еще раз сыграем все с начала. Отлично. И два, и три и...     Они опять играют в продолжение всего начала кар­тины. Из гостиной выбегает Аркадий  с  моро­женым. Он очень возбужден.

Аркадий (проходя мимо Базарова). Возь­ми еще мороженого, пока оно не растаяло. (Спрыгивает со ступенек.)

Базаров (Аркадию, когда тот проходит мимо). Мне кажется, эта обезвоженная вдова втюрилась в тебя.

Аркадий. Ну как, делаю успехи?

Базаров. Передай ей кое-что от моего имени.

Аркадий. Что?

Базаров. Скажи, что я хотел бы пройти с ней курс практической анатомии.

Аркадий. Выбрось это из головы, База­ров.

Базаров.  Уверен, что согласится. Аркадий подходит к княжне.

Аркадий. Вам что-нибудь принести, Княжна Ольга?

Княжна (появляясь из-под зонтика). Кошка.

Аркадий. Что вы сказали?

Княжна. Здесь есть кошка.

Аркадий. Кошка?

Княжна. Кошка... кошка... кошка. Про­клятье, они заполонили весь дом. Перестрелять их всех! Перестрелять их всех! Перестре­лять их всех! Иначе будут здесь править они. Папа мне говорил об этом.

   Она исчезает под зонтиком. Аркадий подходит к Анне.

Анна. Лучше всего не обращать на нее внимания.

Аркадий. Она так свирепа.

Анна. Будто ее и нет. Она живет в своем собственном мире, и это ее вполне устраивает.

Аркадий. Хотите? {Предлагает ей моро­женое.) Боюсь только, что уже немного рас­таяло.

Анна. А вы?

Аркадий. Я уж съел, не знаю сколько. Пожалуйста. У нас его много. Уйма. Мы все время его едим. Летом. Боже, как она велико­лепно играет. Катя.

Анна. Техника у нее хорошая. Не более.

Аркадий. И она блестяще читает с лис­та. Мне нравится эта пьеса. Помню, как мама с папой играли ее, когда я был маленький. Вы ведь тоже играете?

Анна. Нет.

Аркадий. Не может быть. Вы скромни­чаете.

Анна. Да нет же, Аркадий.

Аркадий. А я уверен, что вы блестяще играете.

Анна. Нет.

Аркадий. Не верю. Кроме того, мне ска­зали, что вы рисуете.

Она отрицательно покачала головой.

Не отпирайтесь.  Катя мне сказала.  Гово­рит, что у вас изумительные акварели. Анна. Катерина преувеличивает.

Аркадий. Мы с Базаровым собираемся навестить его родителей вскоре, возможно, на следующей неделе. Может быть, вы позволи­ли бы навестить вас по пути?

Анна. Мы были бы рады видеть вас.

Аркадий. Великолепно! А что, если пря­мо завтра? Не нарушит ваших планов?

Анна. В нем есть что-то от художника. Интересуется искусством?

Аркадий. Дядя Павел?

Анна. Ваш друг... который ни во что не верит.

Аркадий. Базаров? Абсолютный против­ник искусства! Реалист! (Зовет.) Мы о тебе здесь говорим!

(Базаров жестом показывает, что он ничего не слышит из-за музыки в гостиной.Кричит.) Анна Сергеевна хочет знать... (По­нимает, что ему не докричаться.) Да это и не важно.

Анна (наклоняясь). Идите к нам.

Аркадий. Только не касайтесь полити­ки, а то он прочтет вам скучнейшую лекцию. Я тоже нигилист. Как Базаров.

Анна (смотрит, как приближается База­ров).  Правда?

Аркадий. Мы -активно действующий кружок в Петербурге.Нас не так много, но бе­рем не числом,а абсолютной, полной предан­ностью нашим идеям.Анна хочет знать,инте­ресуешься ли ты искусством!

Анна. Аркадий говорит, что вы абсолют­ный противник  искусства.

Аркадий. Прожженный реалист — зани­мается наукой.

Базаров. Кому нужно искусство?

Аркадий (Анне). Я же говорил вам.

Базаров. Есть ли в нем необходимость?

Внимание Анны переключилось на Базарова. Чтобы, удержать ее внимание на себе, Аркадий произносит монолог. Пока он говорит, Анна и Базаров ведут немой диалог: «Садитесь здесь»-«Нет, спасибо».-«Вот табуретка».-«Я предпочитаю стоять».-«Вот стул».-«Не надо, спасибо» и т. д.

Аркадий. А чтобы ответить на этот во­прос, надо дать ответ на следующий: что озна­чает слово «необходимость» в данном контек­сте? Есть ли необходимость в этом блюде? В этом дереве? В этом облаке? Мы не совсем сходимся с Базаровым на этот счет. Он пола­гает, что нигилизм и искусство редко совмес­тимы. Я так не считаю. Но я полагаю, что на данном этапе нашей истории и нашего обще­ственного развития было бы ошибочно растра­чивать нагну далеко не бесконечную энергию на искусство, не потому, что в занятии искус­ством есть что-то дурное или хорошее по сути — однако думаю, что вся энергия, кото­рую мы способны собрать воедино, должна быть направлена на преобразование всего об­щества и что этот императив является не только общественной, но и нравственной обя­занностью, и не исключено также, что, осу­ществляя эту задачу, могут быть использова­ны элементы искусства... или, возможно, это только мне так кажется...

Он вдруг сникает в некотором замешательстве, так как не уверен, что выразил свою точку зрения, или вообще сказал что-то понятное, не уверен, что произвел впечатление на Анну и что она его слу­шала. Пауза.

Княжна (вдруг снова появляется). Мой отец всегда говорил, что самый быстрый и эф­фективный способ объездить молодую и строптивую лошадь — это ударить ее ломом по голове. {Показывает.) Бах — между ушей! Ха-ха. Вы знаете, он был прав. Я так делаю.

И получается! Получается! Получается! (Сно­ва исчезает.)   Пауза.

Базаров. Живая музыка, да?                                                                                                                                                          Анна. Значит не такой уж вы абсолютный реалист.

Базаров пожимает плечами.

Базаров. Глупое слово.

Аркадий. Какое слово?

Базаров. Реалист.

Аркадий. Совсем не глупое. Точное сло­во.

Анна. Искусство, мне кажется, по край­ней мере может помочь нам узнать и понять людей.

Базаров. На это существует жизненный опыт. {Ставит вазочку с мороженым на лу­жайку.) Вкусно было.

Анна. Жизненный опыт... Он не дает та­кой глубины понимания.

                                  Входит Дунята и подбирает вазочки с лужайки.

Базаров. А что там понимать с такой уж глубиной? Все люди друг на друга похожи как телом, так и душой. У каждого есть мозг, селезенка, сердце, легкие. Нравственные ка­чества? Одни и те же, разница лишь в оттен­ках — чуть темнее, чуть светлее, вот и все. Мы как деревья в лесу. Спросите любого бота­ника. Узнаёшь одну березу, узнаёшь их все.

                                          Дуняша хочет взять вазочку около Анны.

Анна.  Я еще не доела.                                                                                                                                                                             Дуняша. Простите, барыня.

Базаров. Вот Дуняша самая здоровая и самая элементарная береза во всей России.

Дуняша. Это вы о чем?

Базаров. О том, что ты самая красивая и самая привлекательная.

Аркадий. Не слушай его, Дуняша. Дя­дюшка говорит, что он болтун.

                                             Дуняше это очень нравится. Она хохочет.

Дуняша. Неужто так и сказал? Болтун! Быть того не может! Право дело!

Анна. Так, значит, нет разницы между глупым и умным человеком, между добрым и злым?

Базаров. Нет, есть. Такая же, как между больным и здоровым. У чахоточного легкие устроены так же, как у вас или у меня, раз­ница лишь в их состоянии; и с развитием медицины мы узнаём, как улучшить их со­стояние. Причины нравственной болезни, нравственных нарушений несколько дру­гие — они происходят от дурного воспитания, религиозных предрассудков, наследственно­сти, зараженной нравственной атмосферы, ко­торой дышит общество.Переделайте общество и вы освободитесь от всякой болезни.                                                                                                                                                                                                                                                        Анна. Физической или нравственной?............................................................                                                                                                                           Базаров. Всякой.

Анна (Аркадию). Неужели он в это верит? (Базарову.) Значит, если реформировать об­щество...

Базаров. Переделать.

Анна. Тогда всякая болезнь, всякое зло, всякая глупость исчезнут?

Базаров. Потому что в нашем переделан­ном обществе слова «умный» и «глупый», «добрый» и «злой» потеряют тот смысл, кото­рый в них вкладываете вы, а, может, и вовсе не будут иметь какого-либо смысла. А что, в дворянских домах не играют польки?

Анна (Аркадию). Что вы думаете по этому поводу?

Аркадий. Я согласен с Базаровым. База­ров прав.

                                         Анна внимательно смотрит на Базарова.

Анна (неожиданно Аркадию). Можно мне еще мороженого?

Аркадий (быстро вскакивает, готов ус­лужить). Правда, вкусное? Я сам его делал. Еще мороженого, дядюшка?

Павел. В чем дело?

Аркадий. Мороженого — хочешь?

Базаров.   «Боже мой, нет».

Павел. Боже мой, нет.

Аркадий (холодно Базарову). А ты?

Базаров. Я — нет.                Ар кадий подходит к Княжне.

Аркадий. Княжна, не хотите ли вы?..

              Она тотчас выглядывает из своего зонта и броса­ет сердитый взгляд.

Аркадий. Простите. (Он бежит от нее и спотыкается о ступеньку веранды.)

Анна. Такой милый молодой человек.

Базаров. Вы лишили его душевного спо­койствия.

Аркадий (пытаясь перекричать звуки рояля). Кто-нибудь хочет мороженого?

Катя.  Я,  Аркадий.  Пожалуйста.

Аркадий. Фенечка?   Она жестом показывает, что не хочет. Он подхо­дит к ней и танцует, с ней по кругу в такт музыке. Анна аплодирует.

Анна (громко). Очень хорошо, Аркадий! Прекрасно!

Базаров. Само изящество.

Анна. Он очень хорошо танцует.

Базаров [резко). И вообще, он милый мо­лодой человек.

Анна {громко). Прекрасно, Аркадий. Очень элегантно.

Аркадий. Не слышу.

Базаров. Он не может оторвать от вас глаз.

Анна. Вы танцуете?

Базаров. Нет.

Анна. Я люблю танцевать.

Базаров. Естественно. Все аристократы любят танцевать.

Анна. Я вам уже говорила, Евгений, — я не аристократка. Расскажите мне побольше о вашем нигилизме.

Базаров. Нигилизм не мой. Я не владею им, как поместьем. Расскажите мне, во что вы  верите.

Анна. В нормальный ход жизни, поря­док, дисциплину.

Базаров. Вы сказали о том, как вы живе­те, а не о том, во что вы верите.

Анна. Для меня одно равняется другому.

Базаров. Это потому что у вас нет убеж­дений или потому, что в ваших убеждениях отсутствует страсть?

Анна. Страсть — это роскошь. Я не выхо­жу за рамки того, что знаю и с чем могу спра­виться.

Базаров. Наши новые психиатры сказа­ли бы, что вы избегаете убеждений, потому что убеждения требуют обязательств, а вы боитесь связывать себя обязательствами. Обя­зательств же вы боитесь, потому что они по­требовали бы отдать себя всю без остатка. Но поскольку вы не готовы к тому, чтобы отдать неё, вы не отдаете ничего. И вы находите себе оправдание, называя страсть роскошью, а при этом в глубине души знаете, что такое оправ­дание есть ложь.

Анна. Я лгать не умею, Евгений Василье­вич.

Базаров. Я не так много в своей жизни встречал аристократов, подобных вам...

Анна. Я не...

Базаров. ...но я заметил, что их мозг расщеплен на две части. Одна из этих частей полностью атрофирована — та, что рождает щедрость, энтузиазм, жажду социальных из­менений, риска, огромного азарта, желание быть у опасного края. Поэтому они функцио­нируют, эти аристократические калеки, они функционируют с помощью той части мозга, которая не отмерла; и как случается с искале­ченным органом, он начинает развиваться не­естественно и проявлять неестественную ак­тивность. Отсюда маниакальная забота об урожае пшеницы, умелом управлении, про­дуктивности и эффективности...

Анна. И нормальном ходе жизни, и по­рядке, и дисциплине. Слушайте, почему с вами так трудно разговаривать?

Базаров. Может, потому что у меня нет благоговения перед такими аристократиче­скими особами, как вы.

Анна. Отец мой, красивый, азартный, безрассудный игрок, так вот, мой отец умер, когда мне было двадцать лет. А Кате только девять. Два года мы жили в нужде, страшной нищете, которой вы, надеюсь, никогда не зна­ли, Евгений. Затем я встретила человека стар­ше меня на двадцать пять лет. Жутко толсто­го, богатого, с причудами ипохондрика. Он предложил мне выйти за него замуж. Я долго думала и затем сказала  «да».  Мы прожили шесть лет. Я до сих пор по нем скучаю. Он был добрый человек.

Базаров. И что?

Анна. Вот и все. Наверно, я пытаюсь... Сама не знаю, зачем я вам это рассказала.

Базаров. Далее не знаю, как к этому от­нестись. Что я должен делать? Аплодировать вашей предусмотрительности, тому, что вы поймали в сеть богатого старого оригинала? Или сочувствовать вашей тяжелой утрате? Или поздравить вас с нежданным богатством?

Анна. Ладно, не будем больше об этом.

Базаров. Или вы дразните мой аппетит, чтобы рассказать свою полную биографию? Если так, то боюсь, меня она вряд ли может увлечь. Хотя в ней, несомненно, есть призна­ки волшебной сказки о превращении нищен­ки в богатую принцессу. На кого-нибудь, вро­де Дуняши или даже Аркадия, это может произвести неизгладимое впечатление.(Анна вскакивает и хочет уйти, но Базаров хва­тает ее за руки).О, мой бог, простите меня, Анна, простите меня... простите меня, пожалуйста, извините меня...(Музыка остановилась. Все  понимают,  что  про­изошло некое объяснение на повышенных тонах. Все смотрят на них. Базаров, заметив нелов­кость мизансцены, отпускает ее руки).(Тихим голосом.) Я совсем не понимаю, что сказал... это было непростительно, непрости­тельно. .. я очень сожалею... глубоко сожа­лею... пожалуйста, простите меня... пожалуй­ста.(Молчание. Павел, единственный, кто не заме­тил происшедшего, закрывает книгу и подходит к Анне).

Павел (аплодируя играющим). Браво! Как хорошо! Прекрасно! Спасибо. Ваша сестра очень талантливая пианистка.

Анна. Что вы читаете, Павел Петрович?

Павел. Это? Ne vaut pas la peine d'etre hi( Не стоит читать (франц.) «Роман в лесу» английской романистки по имени миссис Анна Уорд Радклиф. Прими­тивная дамочка. Но время убить можно. Вре­да не принесет.(Он идет в гостиную и в дверях сталкивается с Аркадием, у которого в руках две вазочки с мороже­ным — одна для Кати, другая для Анны).(С неприязнью.) О господи!

Аркадий. Дядюшка, смотри, как краси­во! Вот, пожалуйста! Кто что заказывал? Катя, — это вам, ванильное с шоколадной крошкой и глазированной вишенкой сверху.

Катя. Спасибо, Аркадий. Замечательно!

Базаров (мягко, Анне). Пожалуйста, про­стите меня. Я глубоко сожалею. (Он стреми­тельно уходит влево.)

Аркадий (Кате). На здоровье. (Отходит в сторону.) А это вот без шоколада Анне Сер­геевне Одинцовой.  (Катя подходит к нему).

Катя. Вы и вправду это все сами сделали?

Аркадий. А что удивительного? Я все умею прекрасно готовить. Правда, Базаров? Где Базаров? В квартире, которую мы вдвоем снимали, у нас было распределение обязанно­стей — я стряпал, а он мыл посуду и убирал все.

Катя (Анне). Ты бледна. Что с тобой?

Анна. Ничего, все в порядке. Нам скоро надо будет ехать, Катерина.

Катя. Нет, не так скоро. Мне здесь очень нравится.

                    На переднем плане появляются Николай и  Фенечк а.

Николай. Я получил огромное удоволь­ствие. В последний раз фортепианные дуэты мы играли с Марией, тоже здесь {берет себя в рука), о, как это было давно. Мы очень долго играли?

Анна. Совсем не долго. Замечательный был вечер.

Николай. Надеюсь, это только начало. Становится холодно. Не боитесь, что Княжна замерзнет?

Анна. Ничего с ней не случится. Но тем не менее пора готовить нашу карету.

Николай. Петр! Петр! Он где-то должен быть здесь. А, Прокофьич, позаботься о каре­те госпожи Одинцовой.

Прокофьич.  Слушаюсь, барыня.

                   Анна отодвигает зонтик.

Анна. Нам пора ехать, тетушка. Путь долгий.

Княжна. Долгая дорога... короткая доро­га... мой папа всегда говорил, что все дороги приводят всегда к одному и тому же месту — никуда, никуда, никуда.

             Анна берет ее за руку, и они все идут в гостиную. Аркадий следит за тем, как уходит Анна.

Катя. Вы хотели мне показать маленьких щенков, Аркадий.

Аркадий. Что?

Катя. Маленьких щенков — вы хотели их показать мне.

Аркадий. Да, хотел. Сейчас пойдем. Они в конюшне.

Катя. Сколько их?

Аркадий. Четыре.  Хотите одного?

Катя. Что значит — хотите одного? Мы говорили об этом все утро, и вы сказали, что я могу выбрать любого. Не помните?

Аркадий. Конечно, помню. Выберите любого, Катерина.

Катя. Катя! Катя! Катя! Об этом мы тоже говорили! Я сказала, что ненавижу имя «Ка­терина». Одна только Анна зовет меня Кате­риной.

Аркадий. Простите, Катя. Выберите лю­бого щенка — какого хотите. Можете даже взять двух. Или трех. Или берите их всех.

Катя. «Берите их всех»! Вы просто клоун, вот вы кто.

Аркадий. Почему?

Катя. Потому, как вы себя ведете. Если хотите знать мое настоящее мнение, я думаю, что вы еще не совсем зрелый человек.

Аркадий. Правда?!

Катя. Но не беда, дозреете в положенное время.

Аркадий. Очень хорошо. И буду таким

же спелым, как вы.

Катя. Нет, нет — за мной вам всегда чуть-чуть будет не поспеть. Но чуть-чуть. Пойдем... Анна хочет скоро ехать.

Она уводит его влево. Николай и Фенечка по­являются на переднем плане. Дуняша входит в гостиную и начинает все приводить в порядок. Она поет.

Николай. Не удивлюсь, если узнаю, что Аркадий влюбится в Катю. Я заметил, что она все время смотрела на него, когда мы играли.

Фенечка. Мне кажется, ему нравится Анна Сергеевна.

Николай. Ты так думаешь? Ну, буду на­деяться, что нет. Анна Сергеевна привлекатель­ная молодая женщина, но слишком изыскана для Аркадия. Сядь рядом со мной. Ты, должно быть, устала. У тебя был трудный день.

Ф е н е ч к а. Вначале устала, а сейчас ниче­го. Когда молодые люди уезжают?

Николай. Полагаю, в конце недели. И я рад, нет, не потому, что они уезжают... (Шеп­чет.) рад, что Базаров, наконец, едет к роди­телям. Он не видел их целых три года. Пред­ставь себе, не видел с тех пор, как поступил в университет!

Фенечка. Так со многими бывает. Это не значит, что он их не любит.

Николай.Это правда.Все дело в пороге чувствительности.Ему нравишься ты..База­рову ты нравишься.

Фенечка.  Да?

Николай. Это точно. С тобой он ведет себя свободней, чем с кем-либо другим в доме.

Фенечка. Мне он тоже нравится. Странный человек.

Николай. И Аркадию ты тоже нравишь­ся,   слава богу!

Фенечка. Мне очень нравится Аркадий. (Дуняша выходит. Они остаются одни).

Николай. И Митю он полюбил. Называ­ет его  «мой сводный братик».

Фенечка. Слышала, как он это говорит. Так забавно они играют вместе.

Николай. На днях у нас был длинный разговор. Мы сидели одни здесь в саду. Как в прежние времена — только он да я. И вдруг знаешь, что он сделал? Принялся бранить меня.

Фенечка. Аркадий?

Николай. И как бранить! Сказал, как я мог позволить тебе так долго жить в комнате над прачечной.

Фенечка {смущаясь). Вот чудной — не знает, что это самая теплая комната в доме.

Николай. Но она сырая. Одним словом, он считает, что беременную я должен был забрать тебя в большой дом, что я проявил чер­ствость. И он прав.

Фенечка. Но все это уже позади. Я живу в большом доме. А вы правы — становится холодно.

Николай. И еще он сказал, что мы долж­ны с тобой обвенчаться. Да. У него нет ника­ких сомнений на этот счет. Ему кажется неле­пым, что мы не обвенчаны. Замечательно, правда?

Фенечка. Что замечательно?

Николай. Что он так думает. Это так по­высило мне настроение. Да что там настрое­ние — у меня появились новые силы, да-да, новые силы. Ты разве не согласна?

Фенечка. Ну, да, конечно, это так заме­чательно.

Николай. И, конечно, Павел одобрит этот шаг. Я в этом не сомневаюсь.

Фенечка. Он это сказал вам?

Николай. Ему незачем говорить это... я знаю Павла. Условности... благопристой­ность. Итак, поскольку я знаю, что думает Аркадий по этому поводу... а у него, в отли­чие от его смятенного отца, нет ни минуты ко­лебаний. .. и поскольку я знаю, что Павел одобрит...                Фенечка закрывает лицо платком и плачет. Николай видит ее тревогу и расстройство.

Фенечка? Фенечка, что с тобой?.. Боже мой, чем я тебя обидел? Я что-нибудь сделал такое? Что-нибудь сказал? Тебя кто-нибудь обидел? Кто обидел тебя? Пожалуйста, не плачь, Фенечка. Пожалуйста. Скажи мне, что случилось, Фенечка? Фенечка?

(Она продолжает плакать).

Картина третья

Конец июня.Аркадий и Базаров сидят, за обеденным сто­лом в доме Базарова. Вместе с ними отец Базарова Василий Иванович и мать. Арина Власъевна. Василию Ивановичу немногим за шестьдесят, он высокий, худой, курит трубки, носит старый военный китель. Чувствует себя не­много неловко в присутствии гостей и слишком много говорит,  однако  понимает, что говорит

слишком много, чтобы скрыть свою неловкость. Арина Власьевна маленькая, пухленькая женщина, ей за пятьдесят. Первое впечатление, что это спокойная, простая деревенская женщина. Но она улавливает каждый нюанс разговора и вни­мательно смотрит на сына и его друга, чтобы- по­нять их реакцию на говорливость отца. Их обслу­живают двое слуг старый, почти одряхлевший Тимофеич и Федька, молодой парень, которо­го позвали ради гостей. Федька босой. Обед только что закончился.

Василий. Хороший вопрос, Аркадий Ни­колаевич, как я провожу время? Отличный вопрос. И я отвечу вам на этот вопрос. Тимо­феич, налей еще черносмородинного чаю на­шему гостю.

Аркадий. Чуть-чуть. (Арине.) Очень хо­роший обед.  Спасибо.

Арина. Пожалуйста.

                           Базаров  встает   и   начинает  вышагивать  по комнате.

Василий. Тебе налить, Евгений?

Базаров. Мне не надо.

Арина (Базарову). Скушай еще печенья.

Базаров (игриво качает головой, отка­зываясь). Ш-ш-ш!

Арина. Я тебя откормлю-то за два меся­ца.

                     Базарове ответ надувает щеки и грудь и изобра­жает толстого человека.

Василий. Как я провожу время? Я не­много похож на древнего галла: расщеплен на tres partes*,* Три части (лат.).как выразился бы наш друг Це­зарь. Одна моя часть — читатель. Другая — садовод. А третья — практикующий врач, хотя официально я уже много лет в отставке. Дня не проходит, чтобы у порога не появился больной. (Арине.) Я что-нибудь не так говорю, моя ласковая? И что интересно — все эти час­ти сливаются в единое целое. Читаю я исклю­чительно медицинскую литературу. Мое садо­водство тоже служит исключительно медицине — думаю, что у меня лучший сад лекарственных трав в округе. Я так говорю, моя ласковая? Сама природа лекарь — вот вам и ответ. Как говорит Парацельс (Парацельс (1493—1541) — немецкий врач и естество­испытатель)., я верю in herbis, in verbis el in lapidibus-(В травы, слова и камни (лат.).

Базаров (Аркадию). Отец в свое время много преуспел в изучении классических язы­ков.

Василий. Преуспел? Я бы не сказал, что я...

Базаров. Получил медаль за сочинение на латинском. Серебряную. А было ему тогда всего двенадцать.

Василий. Мне кажется, он надсмехается надо мной. Ты надсмехаешься надо мной?

Баз ар о в. Я?

Арина. Закончи свой рассказ, Василий.

Василий.  Так на чем я остановился?

Базаров. In herbis, in verbis et in lapidibus.

Василий. Ухаживаю за садом, занима­юсь больными, а в свободное время роюсь в своем огороде. (Аркадию.) «Роюсь в огороде», вроде бы неприлично так говорить... Но я из плебеев... homo novus* (Новый человек (лат.), т. е. человек незнатного проис­хождения).-... не из столбовых, не то что моя благоверная.

 Арина. Василий!

                                   Базаров кланяется матери и целует ей руку.

Базаров. Ее светлость, Арина Власьевна Базарова.

Арина. Веди себя прилично.

Василий. Федька, ради бога, надень что-нибудь на ноги. Тимофеич, убери отсюда этого сорванца и одень его прилично. Арка­дий Николаевич подумает, что он гостит у ди­карей.

Базаров. А разве мы не они самые?

Василий. Ну и шуточки у тебя сегодня, молодой человек. Так на чем я остановился? Да, кстати о медицине. Вам понравится эта история. Слышу однажды, что один майор в отставке за шесть верст отсюда немного зани­мается врачеванием. И вот в один прекрасный день встречаемся мы на базаре, я и майор, и я говорю: «Слышал я, майор, вы занимаетесь врачебной практикой?* — «Да», — отвечает он. «Где вы учились на врача?>> — «А нигде не учился», — говорит он. «Нигде? А где же вы учились медицине?» — «Я никогда не учился медицине». — «Но вы же занимаетесь врачебной практикой?» — «О, да, но не ради денег --на благо общества».

                     Смеется только Василий. Ар кадий вежливо улыбается.

Замечательно... «на благо общества»... ну просто замечательно. Прекрасно воспользо­ваться   услугами  такого  человека  во   время эпидемии тифа. Кстати, у нас здесь много слу­чаев... тифа...

Пауза.

Арина (Аркадию). Сколько времени вы гостили у...  у этой госпожи Одинцовой?

Аркадий. Неделю... (Базарову.) ...так ведь? Я потерял счет времени.

Базаров. Восемь дней.

Арина. И хорошо там провели время?

Аркадий. Купались в роскоши. Вначале были несколько потрясены. Правда?

Базаров. Не знаю.

Аркадий. Я был потрясен.

Базаров.  Это точно.

Аркадий. Дворецкий в черном фраке, лакеи в ливреях, десятки служанок и слуг по всему дому. В самом деле, маленькая импе­рия.

Арина. И она, эта госпожа Одинцова, жи­вет там со старой теткой и молодой сестрой?

Аркадий. Тетка совсем с ума спятила.

Арина. А молодая сестра?

Аркадий. Катя... (Базарову.) ...что бы ты о ней сказал?

Базаров. Это уж по твоей части. Ты же голосовал за то, чтобы внести ее в список.

Арина.  Список? Что за список?

Аркадий (смущенный). Ах, ну да, мы со­ставили список, мы с Евгением,., ерунда в об­щем... список всех знакомых нам красивых девушек.

Арина. Ах, вот что. И Катя в этом спи­ске?

Аркадий. Была... вначале. Она была в первом списке.

Арина. Понятно. Была красивая, теперь, значит, перестала быть ей.

Базаров. Ты не улавливаешь тонких смыслов в матушкиных словах, Аркадий. Когда она спрашивает об «этой... госпоже Один­цовой», разве ты не слышишь неодобрения в голосе? Она уже поняла для себя, что эта гос­пожа Одинцова представляет собой то, что ро­манисты называют искательницей приключе­ний.

Арина. Это неправда.

Базаров {обнимает ее любовно и смеет­ся). Ты ее уже в чем-то подозреваешь.

Арина. Не говори глупостей,  Евгений.

Базаров. Тебе она страшно не нравится.

Арина. Я до вчерашнего дня и имени ее даже не слышала. Он пытается разозлить меня.

Базаров. На самом деле ты ненавидишь эту женщину. Я точно знаю, что означает по­дергивание твоего маленького носика. Он все­гда тебя выдает.

Арина. А ты? Что ты о ней думаешь?

                                          Базаров снова обнимает ее и смеется.

Базаров. О, нет, чёрта с два. Вам не уда­стся поменяться со мной ролями, Арина Власьевна. Ну не хитрая ли она белочка?

Василий {Аркадию). Два сапога пара они.

Базаров. Вопрос, который ты хочешь за­дать, мамаша... и он тебя мучает с того самого момента, когда мы вчера приехали... ты хо­чешь без всяких обиняков спросить, влюблен ли я в эту госпожу Одинцову. И вот мой от­вет: я не верю в любовь: влюбиться, быть влюбленным — в эту белиберду я не верю. Мы с Аркадием провели приятную неделю с Ка­тей и Анной. Они милые особы, обе мне нра­вятся. И все тут — finis fabulae —(  Конец сказки (лат.).{Васи­лию.) — так ведь?

Василий.  Очень хорошо,  Евгений.

Базаров. Если и есть на свете такая шту­ка- maladie d'amour —( любовная болезнь (франц.).  как выразился бы наш Портновский манекен, то у меня от нее иммунитет. Почему ты не задашь эти прово­кационные вопросы Аркадию? У тебя ведь нет иммунитета от любовной болезни?

Арина. Твой ум тебя и погубит. (Обраща­ясь к вошедшему Тимофеичу.) Убери, пожа­луйста, со стола.

Тимофеич. Извините, барин. Больная здесь хочет видеть вас... женщина.

Василий. Ты не видишь, что мы еще обе­даем, Тимофеич? Скажи ей, чтобы пришла завтра. (Федьке, который вошел в ботинках на несколько размеров больше его ног.) Ну вот, это на что-то похоже. Молодец, Федька.

Базаров. А что с женщиной?

Тимофеич. Еле стоит от боли. Похоже, что у нее колики в животе.

Василий. Дизентерия — и больше ниче­го. Они это называют здесь коликами. Torminum называет это Плиний. А Цицерон употребляет множественное число — tormina. (* Колика, колики (лат )(Тимофеичу.) Скажи ей, чтобы пришла завтра.

Базаров. Дай я ее посмотрю, отец.

Василий. Нет, нет, ты на каникулах, и потом...

Базаров. Я тебя очень прошу. Мне бы хотелось.

Василий. Ну, если ты очень хочешь. Хо­рошо. Конечно. Мы пойдем через несколько...

Базаров.  Я бы предпочел осмотреть ее  один.

Василий. Ну, давай. Сделай ей укол опия — найдешь его в моей сумке в кабинете..

Она тебе будет благодарна... может, будет мо­литься за тебя.

                   Базаров ушел. Василий кричит ему вслед.

И даст тебе четыре яйца в качестве вознагра­ждения. (Аркадию.) Вы знаете, сколько яиц я получил на прошлой неделе? Сто семьдесят пять! Ведь я не преувеличиваю, ласковая?

                  Тимофеич убирает со стола. Федька ему помогает.

Арина (снова сидит). Ты можешь идти, Тимофеич. Федька, достань малину из кладо­вой.

Оба слуги уходят.

Вы единственный ребенок в семье, Аркадий?

Аркадий. Да. Нет... нет... У меня есть сводный браг, Митя.

Арина. Он тоже учится в университете?

Аркадий. Ему восемь месяцев.

Василий. Придется подождать несколь­ко недель до университета. (Поднимает бо­кал.) Еще раз, добро пожаловать, Аркадий. Нам очень приятно видеть вас здесь.

Аркадий. Спасибо.

Василий. Очень, очень приятно. Я так говорю,  моя ласковая?

Арина. Душевно рады вам.

     Оставшись наедине с Ар кади ем, они хотят рас­спросить его о сине. Подвигаются ближе к нему.

Василий. Надеюсь, вы сможете погос­тить у нас до вашего возвращения в универси­тет.

Арина. Ты забыл, Василий, — Аркадий уже закончил курс.

Василий. Простите меня. Конечно.

Арина. И уверена, что он наметил себе тысячу дел на лето.

Аркадий. У меня нет абсолютно ника­ких планов. Я — на свободе.

Василий. Тогда вы останетесь у нас. Для нас большая радость принимать у себя студен­ческих друзей Евгения. Он обычно привозит кого-нибудь с собой на каникулы. Прекрас­ные молодые люди. Мы любим гостей.

Арина. Вы давно знаете Евгения?

Аркадий. Около года. Мы познакоми­лись в философском обществе.

Василий. Ах, он и философ к тому же. Этой подробности мы не знали.

Арина. У него есть девушка в Петербурге?

Аркадий. Кто его знает.

Василий. Но у вас-то есть, и много.

Арина. Но одной какой-нибудь нет?

Аркадий. У Евгения? Нет, одной ка­кой-нибудь нет.

Арина. Он так плохо ел за обедом. У него всегда такой плохой аппетит?

Аркадий. Его еда вообще не занимает — может, потому, что я стряпаю.

Арина. Вы снимаете квартиру на двоих?

Аркадий. Да.

Арина. Сколько комнат?

Аркадий. Три: спальня, кухня и умы­вальня.

Арина. И сколько времени вы так квар­тируете вместе?

Аркадий. Весь последний год.

Арина. А кто ему стирает?

Аркадий. Сам. И мое белье тоже. Так мы условились.

Василий.  Он гуляет?

Аркадий. Пешком ходит на лекции. И обратно домой. И все.

Василий. Не очень много. Он всегда ле­нился давать себе физическую нагрузку. Это­го недостаточно.  Совсем недостаточно.

Арина. Почём ты знаешь — ты же не зна­ешь расстояния от квартиры до университета. Ты этого не знаешь. А в той больнице, о кото­рой он говорил, сколько часов в неделю он ра­ботает там?

Аркадий. По-разному. Иногда двадцать. Бывает до тридцати.

Арина. Ему хватает этих денег на еду и одежду?

Аркадий. В общем, да.

Арина. Да еще платить за обучение?

Аркадий. Мы все живем довольно скромно.

Арина. Вы знаете, он у нас никогда не брал ни копейки, никогда с тех пор ка...

Василий. Аркадия Николаевича не инте­ресуют наши домашние дела, моя ласковая.

Расскажите-ка мне лучше про эти револю­ционные идеи, о которых он с таким жаром рассуждал вчера вечером, об этом... этом...

Аркадий. Нигилизме.

Василий. Вот именно.Надеюсь, что он к этому не относится так уж серьезно? Ко всей этой ерунде о...

Аркадий. Напротив, очень серьезно. И он, и я относимся к этому очень серьезно.

Василий. Ну, конечно, всегда ценно... и важно, очень важно... весьма важно постоян­но давать оценку тому порядку, по которому живет  общество.  Это  очень серьезно.

Арина. Я надеюсь, он не воспринял серь­езно наш разговор о госпоже Одинцовой. Он сказал, что мне она не нравигся, что я ее не­навижу по какой-то причине. Меня это край­не расстроило.

Аркадий. Он это в шутку.

Арина. Я надеюсь.

Аркадий. Вы знаете, он...

Арина (очень быстро). Он влюблен в нее?

Аркадий (очень растерялся). В Анну?.. Евгений?.. Я... откуда я знаю? Как можно об этом судить? Может быть. Но я затрудняюсь сказать. Я действительно затрудняюсь ска­зать.

Василий. Если это и так, это его личное дело, Арина. Я бы хотел вам задать один во­прос, Аркадий...

Арина. Ты уже задал столько много во­просов. Дай ему допить чай.

Василий. Должен тебе заметить, моя ласковая, что вопросы задавала ты. Мой един­ственный вопрос заключается в следующем. В Петербурге... в университете... в тех кру­гах, где вы вращаетесь... какого они мнения о моем Евгении с точки зрения его способно­стей? Я имею в виду... заурядных способно­стей он? Или средних? Может быть, ниже средних?..

Аркадий. Евгений?! Ниже средних?!

Василий. Да?

Аркадий. Евгений... как вам сказать, в настоящее время он самый блестящий сту­дент университета, возможно, самый блестя­щий за всю историю университета.

Василий. Евгений?

Аркадий. Но вы это сами знаете. Евге­ний Васильевич уникален.

Василий. Уникален?

Аркадий. Да, да, да и еще раз да. Абсо­лютно уникален. И какое бы поприще он ни избрал, его ждет великая будущность.

Василий. Ты слышишь, Арина?

Аркадий. Вне всяких сомнений, у вас вы-да-ющий-ся сын.

            Арина тихо плачет. Василий вначале тоже плачет тихо, но затем не может сдержать своих эмоций. В порыве чувств он хватает Аркадия за руку и целует ее много раз.

Василий. Спасибо. {Целует.) Спасибо... спасибо... спасибо. {Целует.) Вы меня совер­шенно осчастливили, вы сделали меня самым счастливым человеком в России. {Целует.) А теперь я вам признаюсь: я боготворю своего сына. И мать его боготворит. Мы оба. Обожа­ем его. Я так говорю, моя ласковая? Но, одна­ко, мы не смеем выказывать свою любовь, проявлять знаки даже простого расположе­ния, потому что он враг всех излияний, любо­го проявления эмоций. Когда вы вчера прие­хали, я хотел обнять, расцеловать его. Но не осмелился. Не осмелился. И я уважаю такую позицию. Так должно быть. Мы не должны забывать, что говорим о выдающемся челове­ке. А подобных ему людей не приходится ме­рить обыкновенным аршином, не правда ли? Выдающийся человек сам определяет себе мерки. Вы понимаете, о чем я говорю, Арка­дий?

Аркадий. Конечно.

Василий. Великая будущность —ты слышала, Арина?

Арина {пришла в себя). Сегодня прекрас­ный день.

Василий. Вы не сомневаетесь в том, что вы сказали?

Аркадий. Нисколько. Василий. Мы должны пойти все в сад. Аркадий. Трудно сказать, какую область деятельности  он  изберет  —  науку,   филосо­фию, медицину, политику — в любой из них он мог бы стать выдающимся. Одно я знаю твердо — он будет знаменит.

Василий. «Будет знаменит». Non superbus sed humilis sum*(* Выдающийся, однако вышедший из низов (лат.).  Потому что ко­гда-нибудь, когда напишут его биографию, появятся     такие     строки:     «Сын     простого штаб-лекаря, который, однако, рано умел раз­гадать в нем выдающийся талант и, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, отдал всю свою жизнь и средства на образование мальчика».

          Входит Базаров. Он сразу же чувствует, как из­менилась атмосфера, и замечает, как Василий убирает носовой платок.Ар ина быстро встает.

Аркадий. А, доктор Базаров пришел с вызова!

Арина Ты быстро управился.

Аркадий А где яйца? Гонорар заплати­ли?

Базаров. Женщина растянула запястье. Наложил тугую повязку. Только и всего.

Арина. Тимофеич!

Базаров. Что здесь происходит?

Арина. Вы бы, мальчики, вышли и поды­шали немного свежим воздухом. {Базарову.) Покажи Аркадию посадки акации и прогу­ляйтесь до мельницы.

Василий. Сначала я хочу им показать мой сад медицинских трав.

Арина. Ты должен помочь мне повесить занавески в  кабинете,  Василий.

Базаров. Здесь определенно что-то про­исходит.

Василий {не в силах больше сдержать свои эмоции). Конечно, здесь кое-что происхо­дит. Primo*(:* Во-первых (лат.).  Аркадий Николаевич только что принял решение остаться у нас до конца лета. Secundo**:(** Во-вторых (дат.)-я решил пригласить отобедать с нами Анну и Катю Одинцовых в следующее воскресенье.

Арина. Да мы об этом и не...

Василий. Пожалуйста. Позволь мне. И tertio* (*В-третьих (лат.).: у меня в кабинете есть бутылка шампанского, которую я храню уже три года, и теперь пришло как раз время открыть ее.

Арина. Откроем позже, Василий. Сегодня вечером за ужином. А сейчас можешь пойти со мной в свой кабинет?

Василий. Занавески твои могут подож­дать...

Арина. Нет, мне надо теперь. (Базарову и Аркадию.) Ужинать будем в семь. Приятной прогулки вам. (Она хватает твердой рукой Василия за локоть и быстро уводит его.) Базаров. Что это все значит? Аркадий. О чем ты?

Базаров. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Аркадий. Подожди, Базаров. Успокой­ся. Твоя мать спросила о моих планах. Я ска­зал, что у меня нет никаких. Тогда твой отец сказал — отлично,  проведете лето у нас.

Базаров. Прекрасно... прекрасно... пре­красно. Проведешь лето здесь. Но проведешь его здесь один. А к чему это приглашение Анны в следующее воскресенье?

Аркадий. Ты кричишь, Базаров. Базаров. Как это вдруг возникло? Кому пришла это блестящая идея? Аркадий. Твоему отцу. Базаров. Кому же еще! Стоило тебе про­изнести — «маленькая империя», как глазки этой крестьянской породы уже навыкате. Но ничего у них не выйдет.

В дверях появляется голова Василия.

Василий. Больной у крыльца там стоит. Простите... я помешал? Мужичок один. У него иктерус.  Я ему прописал золототысяч-

ник, зверобой и морковь. Знаю, ты смеешься над медициной, Евгений. Но я бы хотел знать твое мнение по поводу этого случая. Не сей­час, конечно. Потом. Потом. Простите. (Исче­зает.)

Базаров. И вот так слушать его целое лето? Иктерус... ты слышал!.. Иктерус! Не мог сказать желтуха, паршивая желтуха, как все говорят. И прописывает против нее свою вонючую капустную воду и морковку! Против желтухи-то! Ну не дурак ли! Да, да, дурак он, больше никто, дурак, дурак! Он же просто убивает этого несчастного!

Аркадий. Мне нравится он.

Базаров. Тебе нравится он.

Аркадий. Он милый человек.

Базаров. Мать милая. Отец милый. Обед милый. Твой дядюшка милый. Просто понять не могу, что значит это слово. Давай посмот­рим на жизнь моего отца и, может быть, най­дем более точное слово. Что он делает целыми днями? Суетится в своем саду. Занимается ме­дициной, в которой ничего не смыслит. Дони­мает мать своей бесконечной праздной болтов­ней. И будет вот так суетиться, заниматься и донимать до тех пор, пока этот ничтожный эпизод, то есть его жизнь, не подойдет к фи­налу. Ну и как? Назовем эту жизнь милой? А, может, лучше — бесполезной? Или бессмыс­ленной? Или скажем попросту, — нелепой?

Аркадий. А твоя жизнь, Базаров, так уж полна смысла? Так значительна?

Базаров. Ты сегодня утром сказал, про­ходя мимо домика старосты Филиппа... Того, что отец недавно построил для него... Вот, сказал ты: «Россия тогда достигнет совершен­ства, когда у последнего мужика будет такое же помещение, и на нас лежит ответствен­ность, чтобы это осуществилось». При этих словах твое лицо просияло от... умиления. То­гда-то я и подумал: вот где непроходимая пропасть между Аркадием и мной. Он думает, что любит этих несчастных крестьян. А я знаю, что их ненавижу. Но знаю и другое — придет время, и я буду рисковать всем, абсо­лютно всем ради них. А вот будет ли брат Ар­кадий рисковать хоть чем-нибудь?.. Не уве­рен. Ирония всего этого обстоятельства, однако, заключается в том, что эти несчаст­ные крестьяне никогда не поблагодарят меня — да и о моем существовании они по­просту знать не будут. И всё будет идти своим чередом, все мило и уютно будут жить в своих удобных домиках и улыбаться, и будут посы­лать Аркадию в его большой дом яйца в виде гонорара, а Базаров будет кормить червей в заброшенной могиле в каком-нибудь пустын­ном месте.

Аркадий. Я не знаю, что ты этим хо­чешь сказать.

Базаров. Что такая жизнь нелепа, и он этого не знает.

Аркадий. А твоя жизнь? Базаров. Так же нелепа. Может, еще бо­лее  нелепа.   Но я  сведущ в  этом. Аркадий. Я пойду прогуляюсь. Базаров. Чтобы быть в хорошей форме для революции и Анны Сергеевны.

Аркадий. Еще немного и мы подеремся. Базаров. Тогда ни в коем случае не ухо­ди.  Нам надо обязательно подраться.  Давно пора.

Аркадий (в приливе злости), Я люблю тебя, Базаров. Но порой твое высокомерие не­выносимо. Только Базаров способен на жерт­вы. Только Базаров подлинный революцио­нер. Только у Базарова есть смелость и ясность цели, чтобы жить вне общепринятых норм общества, вне привязанностей, за преде­лами утешительных эмоций.

Базаров. Да, у меня эта смелость есть. А у тебя?

Аркадий. Я не такой очищенный, как ты. Я люблю быть среди людей, к которым привязан. Некоторых я просто люблю — если ты знаешь, что это значит.

Базаров. Что значит это что?

Аркадий. Любовь... любить... ты зна­ешь, что значит любить?

Пауза.

Базаров. Да, знаю. Знаю, что значит любить, Аркадий. Я мать свою люблю. Очень люблю. И очень люблю своего отца. Для меня лучше этих двух людей нет во всей России.

Аркадий. Но ведешь ты себя совсем иначе.

Базаров. А как я должен себя вести? Це­ловать их? Обнимать? Ласкать? Ты, я вижу, точно намерен пойти по стопам дядюшки. Как бы этот идиот обрадовался, если бы услы­шал тебя!

Аркадий. Как ты назвал Павла Петрови­ча?

Базаров. Идиотом. Этот портновский ма­некен — идиот.

Аркадий. Базаров, я тебя предупреж­даю...

Базаров. Очень интересно... Как глубоко в тебе сидят родственные чувства. Полтора месяца назад... нет, даже месяц назад ты про­поведовал низвержение всего государственно­го аппарата, общественного порядка, семей­ной жизни. Но стоит мне назвать твоего дядюшку идиотом, и старый культурный сте­реотип тут как тут. Мы хороним нигилиста и приветствуем рождение, нет, перерождение нигилиста в либерала.

В порыве гнева Аркадии быстро подходит к Базарову. Он уже готов его ударить, как дверь от­крывается и в дверях видна голова Василия. Он говорит мягко и смущенно.

Василий. Знаете, я вот... Можно войти? Я вам обоим что-то должен сказать. (Он вхо­дит и закрывает за собой дверь.) Я вам точно не помешал?

Аркадий. Нисколько.

Василий. Ну, так вот. Сегодня вечером перед ужином к нам заглянет местный свя­щенник, отец Алексей. По просьбе матери. Она, как ты знаешь, Евгений, очень набожная женщина. В отличие от меня. Цель его прихо­да — собрать вокруг матери всю семью, меня, конечно, Евгения, если он захочет, Аркадия, если он захочет, — мы были бы вам очень рады — одним словом, собрать всех в один до­машний круг и... и... отслужить молебен по случаю твоего приезда. Те Deum, Laudamus*(.* Тебя, Бога, хвалим (лат.).«Тебя, Бога, хвалим». Небольшая домашняя служба... в моем кабинете. Вот для чего нуж­ны новые занавески. Если бы ты захотел прийти, было бы так хорошо. Я не могу ска­зать тебе, как мать была бы рада, если бы ты пришел. Но если ты не придешь... я вполне понимаю и уважаю такое решение... если не сможешь, то, конечно, не надо. Торжествен­ный ужин будет в семь.С шампанским.Вот и все. Значит, так.

Базаров. Я приду на службу, отец.

Василий (с радостью и облегчением). Правда?!

Базаров. Ну, а почему бы я нет. Ты и мать хотите, чтобы я пришел.

Василий. Хотим?! Чтобы...

Базаров. Значит, я буду.

Василий. Это... это просто... великолеп­но! Спасибо, Евгений. От всего сердца спаси­бо. Ты даже не представляешь себе, как мы благодарны тебе... как мать будет счастлива!

Базаров. Да, мне трудно представить себе это. (Аркадию.) Ты придешь? Но если ты не хочешь...

Аркадий. Конечно, приду. И прости мою вспыльчивость. Я искренне прошу прощения.

Базаров берет Ар кадия за руку.

Базаров. Мы оба немного поспешили. Но я не отказываюсь от своих слов.

Входит Ар ина.

Арина. Василий, ты будешь помогать мне или нет?

Василий. Арина! Какие хорошие ново­сти! Потрясающие новости!

Базаров. Я отцу как раз говорю, что буду рад присутствовать на службе.

Арина.  Василий?

Василий. Да.

Базаров. Служба будет ведь сегодня ве­чером?

Василий. Да, перед ужином.

Базаров. Прекрасно. Сегодня в любое время. Дело в том, что завтра рано утром я уезжаю.

Арина. Уезжаешь?

Базаров. Да. В сентябре у меня экзаме­ны, и я должен успеть сделать массу других дел.

Арина.  Но,  сынок,  ты ведь только что приехал.

Василий. И ты можешь заниматься здесь. Я так говорю, моя ласковая? Мой каби­нет...

Базаров. Все мои книги в доме Аркадия. Я буду работать там, если мне позволят. А ес­ли нет, то уеду в Петербург. Но я приеду еще на день-два повидать вас перед тем, как нач­нется семестр. Даю торжественное обещание.Так. Когда придет отец Алексей? Когда мы все вместе будем петь «Тебя, Бога, хвалим»?

              Быстро уходит свет.

                                                             ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

                                                                Картина первая

Поздний август. Перед полуднем. Декорация перво­го акта.

Анна Сергеевна и Николай провели утро за про­веркой счетов и осмотром поместья. Они только что вернулись. Она одна на сцене, сидит за столом, рассматривая карты и счета быстрым, но пони­мающим взглядом. Входит Базаров. Он ищет Анну, но когда видит ее, притворяется, будто бы удивлен. Очень напряжен.

Базаров. А, вы вернулись.

Анна. Да.

Базаров. Большая экскурсия закончена?

Анна. Да.

Базаров. Не такой уж долгой была она.

Анна. Несколько часов.

Базаров. Хороший день выдался.

Анна. Прекрасный.

Базаров. Замечательный. (Пауза.) Мне кажется, я здесь оставил книгу... (Ищет.) Может, в гостиной.

Анна (В момент, когда он собирается уйти). Как идут занятия?

Базаров. Хорошо. Нет, не очень хорошо.

Анна. Когда экзамены начинаются?

Базаров. В начале сентября. Я не слы­шал,  как вы вернулись.

Анна. Да, мы вернулись около получаса назад.

Базаров.  Правда?!

Анна.  Да.  А,  может,  час.

Базаров. Я не слышал. Лучшего дня для поездки нельзя было придумать.

Анна. Прекрасный день.

Базаров. Замечательный. (Пауза. Затем подвигается ближе к ней и говорит мягко и напряженно.) Нам нужно поговорить до моего отъезда, Анна. В среду на прошлой неделе в вашем доме вы сказали что-то такое, о чем я много думал...

          Он обрывает фразу, потому что входит Николаи с пачкой карт поместья.

Николай. В этом доме нельзя ничего ос­тавить хоть на пять минут, обязательно возь­мет кто-нибудь и переложит. Знаете, где я их нашел. В кладовой! Это же надо додумать­ся — карты убрать в кладовую. Рехнуться можно! Ха-ха! (Увидев Базарова.) Вы не знае­те, где Аркадий, Евгений?

Базаров. Знаю. Ушел с Катей купаться.

Николай. Я рад, что молодой хозяин развлекается. Но ему следовало бы провести все утро со мной и Анной. В один прекрасный день поместье будет принадлежать ему, и чем скорее он научится, как вести это сложное хо­зяйство... (Роняет одну карт и быстро под­нимает ее.) вести твердой рукой и эффектив­но, тем будет лучше. Ну. Теперь посмотрим, что мы можем сделать.

                     Он садится за стол рядом с Анной. Б аз аров от­ходит. Анна смотрит ему вслед.

Вот это расстояние на карте номер четыре, А где оно на карте номер пять? Вот оно. (Рас­стилает карту номер пять на столе.) Зна­чит, так. Здесь мы пересекли реку. А вот где-то здесь... да, вот здесь... здесь старый ко­лодец. Помните? Я вам указывал на него. (Замечает, что Анна его не слушает.) Вы, на­верно,  сильно утомились?

Анна. Нисколько.

Николай. Может быть, чаю? Кофе? Или рюмочку?..

Анна. Я совсем не устала. (Сосредотачи­вается на карте.) Давайте продолжать.

Николай. Вы мне так помогаете. Как я вам благодарен. Итак. Мы ехали вот по той дороге и вот этот участок у нас под пшеницей. Дом приказчика вот здесь. Дом Адама.

Анна. Это место, где молотилка застряла в трясине.

Николай. Да.

Анна. Здесь так и помечено — болотистая местность.

Николай. Да, и в самом деле.

Анна. Почему же Адам не подъехал с дальнего конца?  Машины такие тяжелые.

Николай. Хотел, наверно, выбрать доро­гу покороче.

Анна. Он должен был знать, что через бо­лото  не проедешь.

Николай. Думаете, бесполезно вытаски­вать ее — молотилку?

Анна. После того, как ваши арендаторы растащат ее по частям, от нее останутся рож­ки да ножки.

Николай. Значит, погиб весь мой уро­жай пшеницы.

Анна. А где карта участка к востоку от реки?

Николай. Вот. Эти постройки... это но­вый молочный завод, делаем сыр и простоква­шу. Потратил уйму денег на них.

Анна. Вы продали сколько-нибудь сыру в прошлом году?

Николай. Немного. Очень мало. Можно сказать,  ничего не продал.

Анна. А простокваши?

Николай. Несколько ящиков. Но сыр не пропал. Бедные крестьяне были очень благо­дарны, когда...

Анна. А это что за карта?

Николай. Конюшни... выгул... участок за здешним домом.

Анна. Не раскрывайте карту. Я знаю этот участок. (Она подробно рассматривает сче­та. Он ждет. Пауза.)

Николай. Вот вам и поместье Кирсано­вых — две тысячи десятин земли. А порядку мало. И что бы вы посоветовали?

Анна. Хорошо. Идет последняя неделя ав­густа. Сделаем так. Мои зерновые уже созре­ли. Можно постараться и начать уборку в сле­дующий понедельник. Значит, через две недели все машины будут свободны. Два дня уйдет на то, чтобы перевезти их сюда. Значит, вы должны к этому моменту быть готовыми начать уборку, иначе пшеница, овес и прочие зерновые отяжелеют, и молотилка не спра­вится с ними.

Николай. Но как же можно...

Анна. Теперь насчет сыра и простокваши. Я бы хотела еще разок взглянуть на прошло­годние счета.

Николай. Конечно, конечно. Петр! Петр!

Анна. Нет, нет. Не теперь. Позже. Но, судя по тому, что я наскоро успела посмот­реть сегодня утром, самое правильное и вы­годное было бы закрыть молочный завод.

Николай. Мой новый завод? Но он толь­ко что...

Анна. Я знаю, вы истратили много денег на постройки. Но думаю, их выгодней будет использовать для хранения пшеницы, овса, сена. Вам все равно не хватает складских по­мещений.

Николай. Вы правы.

Анна. И последнее... надо прогнать при­казчика... как там его зовут? Адам.

Николай. Уволить Адама? О, Анна, вот это я вряд ли...

Анна. В лучшем случае он малосведущий человек. Но я подозреваю, что он еще и не­чист на руку. Вот согласно этим записям, в прошлом году родилось пятьдесят жеребцов, а сегодня утром на выгоне я насчитала всего лишь двенадцать годовалых.

Николай. Этому есть объяснение. По всей вероятности, прошлой зимой в загоне гостили волки и...

Анна. Это его сказки. Я говорила с Про-кофьичем. По его словам, в округе уже два­дцать лет нет волков. Вести имение без знаю­щего и честного приказчика невозможно.

                                  Входит П е тр, как всегда запыхавшись и с показ­ным усердием,

Петр, Вы звали, барин?

Николай. Да, Петр.

Петр. Вы кричали меня.

Николай. Неужели?

Петр. А то нет, барин. Я слышал.

Николай. Это точно — я кричал тебя. И точно, ты делал вид, будто не слышишь меня. (Анне.) У Петра не все ладно со слухом.

Петр. Вы напраслину говорите, барин. Со всем к вам почтением, но это напраслина, ба­рин.

Николай. Извини, Петр. У тебя превос­ходный слух.

Петр. Я носил дрова в кухню. Как услы­шал вас, побросал все.

Николай. Пусть будет так, Петр. Но те­перь ты мне не нужен. Убери все со стола. Ты знаешь, куда это положить.

Петр. Уж будьте уверены. Петр не подве­дет, закроет любую брешь. (Берет карты и конторские книги и уходит.)

Николай. Закроет любую брешь! Не знаю, откуда он берет эти выражения. Ладно. Мы отлично поработали утром. Еще раз спа­сибо.

Анна. Надеюсь, это поможет вам.

Николай. Мне в самом деле совестно, что я... плохой хозяин. Не хочу оправдывать себя, но все хозяйство свалилось на мои плечи в год, когда я окончил университет. Мне было столько же лет, сколько сейчас Аркадию. О земле не знал ровным счетом ничего. Вот так. Ваши советы бесценны. Верьте мне. (Вновь во­шедшему Базарову.) А, Евгений. Оторвались от книг? (Анне.) Я ему все время говорю, что он слишком много занимается. Отлично. Пре­восходно. Надо рассказать Павлу о моих пла­нах. (Базарову.) Анна Сергеевна многое что прояснила в моих мыслях. Замечательно. Я закрою сырное и просгоквашное производ­ство и освобожусь от услуг Адама. Он мало­сведущ и нечист на руку. Я скоро вернусь.

              Он уходит. Базаров чувствует себя снова нелов­ко и неуверенно.

Анна. Думаю, я мало что прояснила в его мыслях. (Пауза.) Он теперь полон решимо­сти, но не удивлюсь, если она исчезнет еще до разговора с Павлом. Он думает, что отдав зем­лю для возделывания крестьянам, он снял с себя всю ответственность.

Базаров. Я хочу напомнить вам наш раз­говор в прошлую среду в вашем доме.

Анна. В прошлую среду?

Базаров. Перед ужином. Мы сидели в зимнем саду. Кто-то вдалеке играл на гитаре. Между нами лежал Катин щенок, и на ка­фельном полу остался след от его влажного носа. Вы попросили вытереть ему нос моим платком, и я ото всей души рассмеялся, было в самом деле очень, очень смешно... в тот мо­мент.

               На короткий миг появляется Дуняша по хозяй­ским делам и сразу же исчезает.

Анна. Не знаю почему, но она меня ужас­но раздражает.

Базаров. На вас было светло-голубое платье с белым воротничком и белыми кру­жевными манжетами. Так вот, Катя и Арка­дий вошли в тот самый момент, когда я соби­рался объяснить смысл моих слов, произнесенных чуть раньше, сказав о том, что, по всей видимости, мы с вами поступаем так, словно разговариваем друг с другом, на­ходясь на разных сторонах огромной пропас­ти, которая разделяет нас, а мы даже не зна­ем, почему эта пропасть существует, и существует ли она на самом деле; но посколь­ку нам кажется, что пропасть существует, мы соблюдаем по отношению друг к другу услов­ности, уместные в случае, если два человека только что встретились. Может, для вас все эти слова не имеют никакого смысла. Вы, поди, и не помните ничего из того, что я ска­зал.

Анна.  Нет, почему же, помню.

Базаров. Правда?

Анна. Какие-то обрывки... фрагменты... помню скорее ваше напряженное состояние, чем то, что вы сказали.

Базаров. Для меня это был разговор ог­ромной важности, и я хотел бы вкратце изло­жить то, что намеревался сказать, и сказал бы тогда, если бы Катя и Аркадий не помеша­ли нам... мне...

Анна. Катя и Аркадий, пожалуй, долго купаются.

Базаров. Мы говорили об отношениях. Мы говорили о счастье. Вы сказали, что для вас счастье всегда где-то рядом, но не хватает одного шага, чтобы дотянуться до него, одна­ко верите, что в один прекрасный день вы его схватите.Вы сказали, что у нас с вами много общего, что вы тоже были бедны и честолюбивы.Вы спросили меня, что будет со мной даль­ше. Я сказал, что, в конечном итоге, вероят­но, стану сельским врачом где-нибудь в глу­ши, а вы сказали что я сам в это нисколько не верю, но что-то мне мешает сказать вам то, что я в самом деле об этом думаю.Вы сказали, что, несомненно, способны от­крыто и откровенно говорить то, о чем думае­те. Я же сказал, что на это не способен. Вы спросили, почему. Я ответил, что мне всегда трудно бывает выразить то, что я чувствую, но что в вашем присутствии... в вашем при­сутствии это еще более затруднительно.

И вот тут-то и возникла мысль о пропасти. И как эта пропасть мешает нам... ну, скажем, мешает мне. Потому что как раз в тот момент, когда появились Катя с Аркадием, я хотел сказать, что эта пропасть мешает мне сказать то, что я хочу сказать уже много недель, то, что хотел сказать с того самого момента, ко­гда впервые увидел вас, тогда в мае, когда вернулся из Петербурга — сказать, что без ума от вас, Анна Сергеевна, что безумно, стра­стно, безрассудно, как сумасшедший, люблю вас.

Анна. Ах, Евгений, Евгений...

 Базаров. Да, люблю, люблю. Вы знаете, что люблю. Я не могу есть. Не могу спать. Вы завладели мной. Одурманили меня. Позвольте мне поцеловать вас, Анна. Пожалуйста. По­жалуйста,  позвольте мне поцеловать вас.

                  Он берет ее в свои руки и целует ее. Она не уходит от него сразу. Затем вдруг грубо отталкивает его.

Анна. Евгений! Прошу вас! О, боже мой! Зачем вы?

Базаров. Да... да... да.

Анна. Нет, все это ни к чему. Вы неверно все поняли. Вы все неверно истолковали.

Базаров. Нет, я не ошибся, Анна. И вы хотели, чтобы я вас поцеловал. Признайтесь, что хотели.

Анна. Нет, ошиблись, Евгений. Да, да, ошиблись. Все, все неверно истолковали. О, боже мой... (Она стремительно убегает в дом.)

Базаров. Анна!.. Анна, пожалуйста!..

Но она уже исчезла. Он в смятении. Не знает, бе­жать ли за ней или прочь. Затем слышит, как при­ближаются К а тя с Ар к а дием они смеются и переговариваются друг с другом громко. Ему не уйти. Единственное место, где он может укрыть­ся, беседка. Он бросается туда, садится, выни­мает книгу из кармана, открывает ее на первой попавшейся странице и делает вид, что погружен в чтение.

Аркадий (за сценой). Отдайте мне этот ботинок!

Катя (за сценой). Не отдам!

Аркадий (за сценой). Катя, я вас преду­преждаю.

Катя (за сценой). Идите и возьмите сами. (Она бежит, смеясь, с мокрыми волосами, раз­махивая полотенцем, держа его ботинок в руке.) О, боже мой! (Оглядывается кругом, ду­мая в спешке, куда бы спрятать ботинок. Видит Базарова в беседке.) У меня его боти­нок! Он в бешенстве! Можно я спрячу его здесь?

Аркадий (за сценой). Катя! Катя!

               Она   подходит   к  Базарову   и   понимает,   что что-то случилось. Пауза.

Катя (спокойно, серьезно). Евгений? У вас все в порядке? Евгений?

Аркадий (за сценой). Катя! Катя?

              Она пристально смотрит на него, сгорбленного, на­пряженного,   сидящего   за   книгой.  Протягивает руку, чтобы дотянуться до него.

Катя. Евгений?

Аркадий. Это вам так даром не прой­дет — вот посмотрите! (Аркадий только что появился на сцене. Она одергивает руку и вы­бегает из беседки.)

Катя. Я спрятала его в беседке, Аркадий]

     Она убегает в гостиную и исчезает за дверью. Вхо­дит Аркадий, хромая: его хромота напоминает прихрамывание отца.

Аркадий. Я вас предупреждаю, барыш­ня. Вы сделали меня калекой — вот чего вы добились. (Себе.) Беседка... (Идет в беседку и ищет там ботинок. Говорит во время поис­ков.) Катя была здесь, Базаров? Где она спря­тала мой ботинок? Я убью эту девчонку!

Катя (появляясь на веранде). Холодно, Аркадий. Очень холодно. Холоднее, еще хо­лодней.

Аркадий. Ну, хватит, Катя! Где он? Я все ноги поранил этими колючками!

Катя (держа ботинок в руке). Это не ваш ведь?

Смеется и исчезает в гостиной. Он бежит, подпры­гивая, следом за ней. В это же время говорит:

Аркадий. Обманула меня! Запутала! Ну подождите, мадам! Я сверну вам шею! Катя! Катя! Подождите же! Подождите!

Исчезает в гостиной. Их смех умолкает. База­ров закрывает книгу. Он сидит, плотно закрыв глаза, плечи напряжены и сгорблены, корпус болез­ненно неподвижен. Появляется Фенечка с боль­шим букетом только что срезанных роз. Перед тем как войти в дом, она бросает взгляд на беседку, ей кажется, что она видит кого-то, она вгляды­вается и замечает Базарова. Медленно прибли­жается   к   нему    и,    прежде    чем   заговорить, старается понять, что с ним. Говорит мягко.

Ф е н е ч к а. Евгений, что-нибудь случи­лось? (Открывает глаза и от неожиданно­сти вздрагивает.)

Базаров. А? Что такое?

Фенечка. Вам нехорошо? Что случи­лось?

             Он улыбается и говорит крайне возбужденно, в со­стоянии некоторой паники.

Базаров. Фенечка! Это вы! Как вы? Рад

вас видеть — очень, очень рад вас видеть! Нет, нет, все в порядке, все в порядке, Фенеч­ка. Поверьте... действительно так... честно. Все кончено, и все еще жив. В самом деле, мне очень хорошо. А вы как? Я вас так давно не видел и очень соскучился. Где вы пряче­тесь?

Фенечка. Это вы прячетесь — у себя на­верху со своими книгами.

Базаров. Сядьте рядом. Поговорите со мной.

Она садится рядом.

Фенечка. О чем?

Базаров. Не имеет значения. О пропас­тях, отношениях, счастье... о вашем исцеляю­щем действии на этот дом... об этих идилли­ческих розах.  Очень красивые розы.

             Слышны звуки виолончели Николай играет романс  Бетховена  для скрипки  с  оркестром  в фа-мажоре.

Фенечка. Они уже отошли. Но Николай любит, чтобы были цветы на обеденном столе.

Базаров. Николай — блаженный. Надо же, употребил не свое слово — блаженный.

Месяцев шесть назад не увидел бы в нем ни­какого смысла. А смысл оказывается есть — слово описывает состояние того... любого, к кому прекрасная Фенечка обратит свой взгляд и улыбку. Да, я скучал по вам. Гово­рить друг с другом нам не доводится — навер­но, впервые мы видимся один на один — но я всегда чувствую ваше присутствие в доме, даже когда вас там нет. Потому что вы — ис­точник добродетели. Вот еще одно непривыч­ное для меня слово. Но и оно вдруг приобрело смысл. Вы учите меня новому языку, Фенеч­ка!

Фенечка. Ах, оставьте вы эти речи, Ев­гений. Я и слова не понимаю из того, что вы говорите.

Базаров. Вы счастливы, Фенечка? Наде­юсь, что да. Ведь так?

      Базаров берет ее руку. Из гостиной выходит Павел. Он погружен в чтение книги. Останавли­вается на веранде и затем идет к переднему плану.

Фенечка. Я не думаю о таких вещах.

Базаров. Значит, счастливы.

Фенечка.   Я   молода.   Здорова.   У   меня есть Митя.

Базаров. И Николай.

                                  Она высвобождает руку.

Фенечка. Николай — добрый человек.

Базаров. Добрый. Вы его любите?

Фенечка. Помните, вы мне дали капель­ки для Мити? Три дня назад... помните?., у него была рвота... вы думали, он что-то съел. Так знаете, они сотворили чудо. Через два часа как рукой сняло.

Базаров. Очень рад. По-настоящему надо лекарям платить.

Фенечка. Платить?..

Базаров. Врачам положено платить. Ле­каря, вы знаете, люди корыстные.

Фенечка. Вы правы, Евгений. Простите. Сегодня же надо будет у Николая Петровича спросить и...

Базаров. Да вы думаете мне деньги нуж­ны, Фенечка? Нет, деньги мне ваши не нуж­ны. Не о деньгах речь. Мне нужно что-нибудь особенное...

Фенечка. Что же?

Базаров. Что? Угадайте.

Фенечка. Что я за отгадчица!

Базаров. Ну, ладно, скажу сам, что я хочу получить. Мне нужно... одну из этих роз.

                  Звуки виолончели обрываются. Она смеется с облегчением. Он смеется вместе с ней

Фенечка. Какую вам, красную или бе­лую?

Базаров. Красную. И не слишком боль­шую, Фенечка... Федосья.

Фенечка. Вот, Евгений Васильевич — небольшая красная роза.

          Роза падает из их рук. Они оба наклоняются, что­бы поднять ее. На земле их руки коснулись друг дру­га. Они на мгновение засмеялись, затем останови­лись. Смотрят друг на друга. Он целует ее в губы. Павел бросает на них взгляд как раз в тот мо­мент, когда они целуются. Фенечка замечает через плечо Базарова следящего за ними Павла.

Павел. Это так нигилисты платят за гос­теприимство.

Фенечка (вскакивает и идет быстро к Павлу). Не было ничего такого... клянусь пе­ред Господом... ничего такого не было... (Она стремительно убегает.)

Базаров. Фенечка, ваши цветы... (Под­бирает их.)

Павел. Каковы ваши взгляды на дуэль, господин Базаров?

Базаров. У меня нет никаких «взглядов» на дуэль.

Павел. Вы бы согласились принять ее как один из способов уладить спор?

Базаров. Думаю, это один из способов убить или быть убитым.

Павел. Но вы бы не позволили оскорбить себя, не потребовав удовлетворения?

Базаров. Не знаю. Может быть. Пожа­луй.

Павел. Отлично.

                     К этому моменту Базаров собрал все цветы и в первый раз взглянул на Павла.

Базаров. Не понимаю, о чем речь.

 Павел. Я решился драться с вами.

             Только теперь Базаров понимает, что Павел говорит абсолютно серьезно,

Базаров. На дуэли? Вы хотите со мной драться на дуэли?

Павел. Завтра в шесть утра.

Базаров. Вы шутите!

Павел. За березовой рощей.

Базаров. Но с какой стати... вы хотите драться со мной?

Павел. Будет достаточно, если вы узнае­те, что я презираю вас... я просто ненавижу вас.

Базаров. Но это не причина, чтобы драться, Павел Петрович!

              Павел поднимает тросточку как бы с намерени­ем ударить Б а з ар о в а.

Павел. Могу предоставить более непо­средственную причину, если вам будет угод­но.

Базаров, Вы это действительно серьезно! Более мой, он это действительно серьезно!

Павел. Будем стреляться на расстоянии десяти шагов.

Базаров. Я не умею стрелять.

Павел. Каждый джентльмен умеет стре­лять.

Базаров. У меня нет пистолета.

Павел, В таком случае предлагаю вам мои.

Базаров. Я не играю в эти игры, Павел Петрович...

Павел. Обойдемся без секундантов. Я по­прошу Петра быть свидетелем.

Базаров. Зачем вы затеваете все это? Что за смысл?..

Павел. Не надо никого больше ввязывать в это дело. Итак, завтра утром в шесть.

Базаров. Боже всемогущий! Иисусе, что за... (Он вдруг понимает причину этого вызо­ва на дуэль.) Вы ревнуете, Павел Петрович! Вы видели, как я целовал Фенечку, и вы по­думали. ..

Павел. За березовой рощей. Жду там. (Уходит.)

                    На веранде появляется Николай. Ни  Павел, ни Базаров не видят и не слышат его.

Николай. А, Павел. Пойдем вместе и по­говорим с...

Базаров. Тут что-то другое есть! Ну, ко­нечно же! Ясно как день! Вы ревнуете, Павел Петрович! Ревнуете, потому что влюблены в Фенечку! О боже! (Вспоминая о дуэли.) О, боже ты мой!

                           Николай уходит в гостиную. Базаров опуска­ется в кресло.

 

Картина вторая

Следующее утро.Дуняша собирает посуду со стола рядом с бесед­кой. Она только что перестала плакать лицо красное, и она еще немножко всхлипывает. Из гостиной выходит Прок офъич с чемоданом и ставит его в глубине сцены слева. Увидев чемо­дан, Дуняша снова начинает рыдать.

Прокофьич. Пошевеливайся, Дуняша. Не возиться же с парой тарелок все утро.

Дуняша (неслышно). Заткнись, старый дурак.

Прокофьич. Я с тобой говорю, судары­ня.

Дуняша (неслышно). Пошел ты!

Прокофьич. Гостевая свободна... нако­нец. Смени простыни, наволочки и хорошень­ко подмети.

Дуняша. Может, позволите мне сначала закончить эту работу, господин Прокофьич?

Прокофьич. Ну-ну, не подлизывайся, барышня. Потом вынесешь матрацы и коври­ки, пусть проветрятся на солнышке денек. Неплохо их даже окурить бы. (Петру, он не­сет еще один чемодан.) Давай, парень! Поше­веливайся! Пошевеливайся! Пошевеливайся! Чем скорей сделаем все, как было, тем лучше.

Пр окофьич уходит в дом. П е тр ставит чемо­дан рядом с первым и подходит кД уняше. Его уве­ренность и наглость мгновенно исчезают. Он вы­глядит несчастным. Ему надо кому-нибудь поведать о своем. Дуняша не хочет его слу­шать у нее свои переживания. Он протягивает руки. Они дрожат.

Петр. Посмотри, Дуняша, посмотри... по­смотри... дрожат и все тут, посмотри. И все тело словно дрожит. Дай-ка руку... вот при­ставь сюда (К сердцу.)... скачет как конь; и каждые десять минут вдруг останавливается.

Она не обращает на него внимания, продолжая за­нижаться своим делом, и всхлипывает.

Дуняша. Ты уйдешь с дороги?

Петр. Да что ты, в самом деле?

Дуняша. Мешаешь мне, Петр.

Петр (почти в слезах). Ни слова не слы­шу, чего ты там говоришь, Дуняша. Ей-богу! Оглох совсем.

Дуняша. Ты уже говорил.

Петр, А случилось вот как...

Дуняша. И слышать ничего не хочу об этом.

Петр. Евгений был там, и я был там, и портновский манекен был там... {Руки у него дрожат.) Посмотри!., ну что л тебе говорил... вот... вот... вот! Только как взгляну на них, мамочки, сердце разрывается. Значит, Евге­ний и портновский манекен встали спиной друг к другу; и вот когда они должны были повернуться, Евгений подозвал меня и про­шептал: «Как взвести курок?», — и пот вы­ступил у него на лбу, а пистолет держит вот так, и глаза полузакрыты, и смотрит в дру­гую сторону. «Как взвести курок?» — боже ж ты милостивый! А я стою рядом, как вот сей­час с тобой, и протягиваю руку, чтобы отвести курок, а он поворачивается ко мне, и мы оба чего-то не так сделали, и вдруг такой взрыв просвистел рядом с моей щекой...

Прокофьич (на веранде). Петр!

Петр. ...Я подумал, боже, подумал, все... снес он мою голову...

Дуняша. Тебя зовут, Петр. Петр. ...потому что упал я на землю и ни­чего не слышал, и ничего не видел, и ничего не чувствовал. А потом дым рассеялся,  и у сломанной березы вижу, лежит...

Прокофъич подошел к Петру и хватает его за руку.

Прокофьич. Ты что, в гости пришел, парень?

Петр. Что такое, Прокофьич? У меня, на­верно, лопнули барабанные перепонки.

Прокофьич (громко, прямо ему в лицо). Теперь слышишь?

Петр. Чего кричать-то!

Прокофьич. Не примешься тотчас за ра­боту, голову размозжу. Запряги тарантас и подай к заднему крыльцу. Быстро!

             Грубо толкает Петра. Петр уходит влево.Прокофьич   поворачивается к Дуняше.  Она  вытирает стол.

Хватит. Оставь, как есть. Много суетишься. Пойди и прибери гостевую.

                               В момент, когда он собирается уйти влево.

Дуняша. Я думаю уйти отсюда, Про­кофьич.

Прокофьич (без колебаний). А ты не ду­май.  Уходи и все тут.

Дуняша. Если и уйду, то не потому что вам так угодно, а просто потому, что хочу...

                 Но он уже ушел. Она вытирает нос, берет поднос и идет к дому.

Когда подходит к веранде, появляются Ар кадий, Павел и Николай. Павел очень бледен и его  рука на перевязи.Аркадий выходит первым и идет сзади. Нико­лай поддерживает Павла за здоровую руку, хотя тот идет с палочкой. Ар кадий и Николайоб-ращается с ним, как с больным. Павел едва сдер­живает раздражение.

Аркадий. Осторожно, дядюшка, осто­рожно.

Николай.  Осторожно,  ступеньки.

Аркадий. Не так быстро. Спешить неку­да.

Николай Щуняше). Поберегись, девка. Не мешай.

Аркадий. Принеси подушку, Дуняша. Даже две.

Она уходит в дом.

Николай. Дай мне эту палку и обопрись о мою руку.

Аркадий (устраивая место). Вот сюда, дядюшка.

Николай. Поверни. Он не любит прямое солнце. Превосходно. Принеси что-нибудь по­ложить под ноги.

Павел (со стоном). О, боже!

Николай (принимая стон как знак боли). Я знаю, что тебе больно. Потерпи еще секундочку. Вот так, Павел... вот так. Сядь поглубже... тихонечко... тихонечко... вот так... прекрасно. Можешь чуть нагнуться? (Кладет подушку за спину.) Отлично.

Вторую подушку, которую принесла Дуняша,Аркадий кладет на стульчик и пододвигает его под ноги.

Спасибо, Аркадий. Теперь удобней, правда?

Дуняша уходит.

Аркадий. Может, принести стульчик по­ниже?

Николай. Мне кажется, так хорошо. (Павлу.) Повязка не очень тугая?

Аркадий. Он ведь потерял много крови.

Николай. Главное, чтобы пальцами молено было свободно...

Павел (почти кричит). Пожалуйста! (Мягче и сдерживая себя.) S'il vous plait. Рана не   глубокая.   Потеря   крови   незначительна.

Все тщательно перебинтовано. Я не чувствую боли.

Николай. Павел, ты испытал шок...

Павел. Я прекрасно себя чувствую, и мне все удобно, большое спасибо, и я был бы вам очень признателен, если бы вы оставили меня в покое теперь. В зимнем саду на диване ле­жит книга в зеленом переплете. Будь любе­зен, Аркадий, принеси ее мне.               Ар кадий идет в дом.

Я должен принести тебе свои извинения, Ни­колай. Очень сожалею, что стал причиной этого... огорчения. Прошу прощения. Не буду больше об этом. (Пауза. Протирает руки туалетной водой.) Если кто поедет в город се­годня, я был бы признателен, если бы мне ку­пили одеколон. (Пауза.) Я случайно слышал вчера, как Катя, разговаривая со своей сест­рой, называла меня «бур-да-колон». Неплохо, однако. Мне нравится эта барышня. С харак­тером. (Пауза.) И я так понимаю, Базаров по­кидает нас.

Николай. Почему ты с ним дрался на ду­эли, Павел?

Павел. В этом виноват лишь я один.

Николай. Но что за причина?

Павел. У нас вышел политический спор.

Николай. По поводу чего?

Павел. Я не хочу далее обсуждать это.

Николай. Я бы хотел, Павел, чтобы ты мне сказал точно, в чем состояла суть вашего спора.

                                     Аркадий возвращается с книгой.

Аркадий. «Замки Атлин и Данбейн» — эта?

Павел. Действие происходит в Шотлан­дии. Прелестная миссис Анна Уорд Радклиф. Она очаровательна — ничего не понимает.

Аркадий. Я хотел бы кое-что сказать. Официально. В присутствии отца.

Павел. О боже — манифест.

Аркадий. Поскольку я привез Базарова в этот дом, я чувствую себя частично ответст­венным за то, что случилось сегодня утром... я знаю, что вообще-то мне не следовало его привозить сюда, но поскольку...

Николай. Чепуха, Аркадий. Это твой дом.

Аркадий. Я пытаюсь быть разумным и справедливым. Наша дружба была очень важ­на для меня. Она и теперь не менее важна. Поэтому я хочу быть справедливым по отно­шению к этой дружбе и вместе с тем не хочу, чтобы кого-либо осуждали поспешно или оп­рометчиво. Итак, я хотел бы попросить тебя, дядюшка, сказать мне точно, пожалуйста, точно, что вызвало...

Павел. Точно... точно... точно! Какая страсть к точности! Ну, ладно. Давайте покон­чим с этим делом. Но прежде вы оба дайте мне обещание, что сказанное мною сейчас не будет передано кому-либо. Я могу быть уве­ренным?

Оба кивают в знак согласия.

Аркадий. Конечно, можешь быть уве­ренным.

Павел. Так вот. Заспорили мы с господи­ном Базаровым по поводу английских полити­ков. Точнее о Роберте Пиле и его происхожде­нии. Я сказал, что отец Пиля был богатым землевладельцем. Базаров утверждал, что он был фабрикантом. Я теперь уже посмотрел в своих книгах. Я ошибался. Прав был Базаров. Разумеется, предмет спора был пустяковый. Но слово за слово, как говорят. Оба вспыли­ли. Я потерял самообладание и вызвал его на

дуэль. Он был удивлен... естественно. И прие­хал на место сегодня утром, чтобы лишь по­щадить мою глупую гордость. В общем, он вел себя превосходно. Пистолет у него выстре­лил случайно. Мой выстрел был в воздух. Я проникся некоторым уважением к господи­ну Базарову. До некоторой степени. (Пауза.) Больше об этом я никогда говорить не буду. (Пауза.) Послушайте, кто-нибудь скажет мне, почему Прокофьич топает ногами и ходит по дому, как разъяренный зверь?

Аркадий. Он невзлюбил Базарова с само­го начала. Теперь полагает, у него есть причи­на ненавидеть его.

Павел. Какова преданность. Жизнь для него должно быть вполне ясная штука.

П е тр входит слева, как и в начале картины-.

Петр. Тарантас стоит во дворе, барин.

П е тр сразу же уходит.

Николай. Спасибо, Петр. Ах да, Петр, моя соломенная шляпа в прихожей. Принеси ее, пожалуйста... Петр! Петр! Боже, вы виде­ли? Он не обратил никакого внимания! На­глый щенок не обратил на меня никакого внимания! Нет, дорогой, с тобой придется рас­статься. Я не потерплю, чтобы в моем собст­венном доме меня оскорблял слуга или еще кто-нибудь.

Павел. Я думаю, он не слышал тебя, Ни­колай.

Николай (в ярости). Это наглая ложь! И ты знаешь, что это наглая ложь! Негодяй всегда меня не слышит! Всегда! Всегда! Мне надоело, что он меня не слышит. До смерти надоело! (Приходит в себя.) Прости меня... Мне жаль... Это непростительно... Прости меня... Пойду и поиграю немного на виолончели.   Виолончель  действует  на  меня  цели­тельно.

Николай уходит в дом. Ар кадий крайне удив­лен этой вспышке гнева. У Павла есть свое мнение на этот счет.

Павел. Бог ты мой! Что это с ним?

Аркадий. Он тоже не испытывал особо теплых чувств к Базарову.

Павел. Может быть.

Аркадий. Я знаю, что Базаров очень хорошо к нему относится, но не умеет от­крыто показывать свои чувства.

Павел.  Что он собирается делать?

Аркадий. Собирался ехать в Петербург заниматься. Но сегодня утром, когда склады­вал свои вещи, вдруг пришло известие, что в его округе эпидемия тифа. Поэтому вначале поедет туда помочь отцу.

Павел. А-а! Достойное решение. 51 тоже думаю уехать.

Аркадий. Как уехать?

Павел. Уехать. Насовсем.

Аркадий.  Куда?

Павел. В Германию, Францию, Англию. Может быть, в Шотландию! Не купить ли мне замок Данбейн?

Аркадий. Ты что же, хочешь от нас уе­хать навсегда?

Павел. Посмотрим. Но раньше окончания жатвы не уеду. Сено, вон, без моей помощи не сумели убрать. А, господин Базаров, я слы­шал, вы едете домой.

Слева выходит Базаров с книгой в руке. Одет по-дорожному. Кладет пиджак на чемоданы и под­ходит к Ар кадию и Павлу.

Он выглядит абсолютно зрелым человеком. Ни в

одежде, ни в манере держать себя нет ничего от

студента. Энергичен, деловит, холоден.

Базаров. Как рука?

Павел. Спасибо, все в порядке. Вы хоро­шо перевязали.

Базаров. Снимите повязку через три дня, дайте ране возможность подышать.

Слышны звуки виолончели. Николай играет Ро­манс в фа-мажоре, опус 50.

Павел, Le maladie n'est pas a plaindre qui a la guerison en sa manche*.

Базаров. Я не говорю по-французски. Павел. Монтень. Это значит: не жалейте человека, который...

Базаров резко отворачивается от него.

Базаров (Аркадию). Надо попрощаться с твоим отцом.

Идет к чемоданам. Ар кадий идет за ним, берет его за руку и спокойно говорит, доверительно, ста­раясь восстановить прежнюю близость. Навел отходит в дальнюю часть сада и читает.

Аркадий. У меня есть план, Базаров. Я приеду в Петербург на Рождество, в нашу старую квартиру и мы будем...

Базаров. Ни к чему это, Аркадий. К Ро­ждеству вы уже с Катей поженитесь.

Они продолжают разговор, в то время как База­ров открывает чемодан и кладет туда книгу.

Аркадий. Поженимся? Я — жениться? Ради бога, что ты, мы, нигилисты, не верим в...

Базаров. И я рад за тебя. Она возьмет тебя в руки, а тебя надо взять в руки. Ты по

* Не надо жалеть человека, который уже выздоравлива­ет (франц.).

своей природе нуждаешься в дополнении. Ес­тественные элементы, восполняющие недоста­точность, создают сбалансированное и ста­бильное целое.

Аркадий. Перестань, Базаров! Хватит делать из меня персону! Я, как и был, твой приятель, повар и судомойка. Знаешь, что мы сделаем — устроим большую вечеринку. Сра­зу после того, как ты сдашь экзамены... В се­редине сентября. Я приеду в Петербург. Ку­пим бочонок пива. Соберем всех из нашего старого кружка и...

Базаров. Нет, обманываться нечего: нам вместе не быть, Аркадий. Мы оба это знаем. Сейчас мы прощаемся навсегда. И ты сам это чувствуешь... ты поступил умно: для нашей горькой, терпкой, бобыльной жизни ты не создан.

Аркадий. Какого черта ты говоришь про «нашу» жизнь и исключаешь меня? Забыл, что я тоже нигилист?

Базаров. Был, когда был студентом. Но душа твоя никогда не расставалась с дворян­ством, общественными благопристойностями и принятыми внешними приличиями. Не от­рицаю, у тебя есть смелость и молодой задор. Но дальше благородного смирения или благо­родного кипения идти ты не способен. Да, тебя волнуют «злободневные проблемы», но ты полагаешь, их можно решить в ходе ра­зумных, благопристойных споров. Ну, а если не получится, в запасе есть благопристойная дуэль. Увы, так нельзя добиться реальных пе­ремен, радикальных перемен, Аркадий. Мир не переделаешь дискуссиями и мнимыми по­единками в предрассветном тумане. Как ты сам сказал давным-давно своему дяде, мы уже миновали стадию социального анализа. Мы вступили в эру военных действий — и царапа­емся, делаем больно, кусаемся, бьем, режем, ставим синяки, плюемся. К таким непристой­ностям  ты  не  готов.   Когда дело дойдет до крайностей, ты ограничишься благовоспитан­ным негодованием и благовоспитанной покор­ностью. Твое воспитание обеспечило тебе та­кой выход. А мое — нет. Я намерен идти до последнего и пойти на крайности, какими бы они ни были, — подлыми, дикими, благород­ными или бесстыдными.

Аркадий. Понятно.

Базаров. Если сказать прямо, Аркадий, ты не дорос до нас.

Аркадий. Не дикость ли и бесстыдство, что так прочно сидят в тебе, отпугнули Анну Сергеевну? Напрасно я сказал это. Прости меня, Базаров.

Базаров отвечает так же спокойно и холодно, как прежде.

Базаров. Не нужно просить прощения,

я, действительно, возможно, отпугнул Анну Сергеевну. Но если это так, как случилось, то я нисколько не жалею об этом. Маленькие империи меня не привлекают. Мои прицелы настроены на более обширные пространства. Мы хорошо провели год вместе, Аркадий. Спасибо тебе за это.

Аркадий. Базаров, мне кажется, нам все-таки следует...

Он не доканчивает фразу, потому что из гостиной выходит Фенечка и направляется к ним. В ру­ках у нее сверток с бутербродами для Б а з а р о в а.

Фенечка. Ну, вы совсем готовы.

Базаров. Да.

Фенечка. Кто-то сказал об эпидемии тифа?

Базаров. Это мой отец. Он любит все дра­матизировать. Может, это только уловка, что­бы заманить меня домой.

Фенечка. И все же не надо зря риско­вать, доктор. Я сделала вам бутерброды на

дорогу. Знаю, вы любите холодную барани­ну.

Базаров. Большое спасибо.

Разговор все время прерывается неловким молча­нием, характерным для расставаний.

Аркадий. Кто везет тебя?

Базаров. Прокофьич. Он сам вызвался.

Ф е н е ч к а. Вам оказана честь. Меня он не возит.

Базаров. Он хочет знать наверняка, что отделался от меня навсегда. (Короткий смех. Молчание.) Я. должен попрощаться с твоим отцом.

Аркадий.  Да.

Фенечка. Он сказал, что он предпочита­ет играть фортепианные дуэты с Катей, чем один на виолончели.

Аркадий. Мне кажется, ему очень нра­вятся дуэты.

Фенечка. Он говорит, Катя играет так же хорошо, как ваша матушка.

Аркадий. Он так сказал?

Дуняша появляется в дверях гостиной.

Дуняша (громко). Фенечка. Фенечка.  Что?

Дуняша жестом зовет ее.

Что такое? (Идет к Дуняше.)

Аркадий. Дуняша вдруг сникла.

Дуняша дает Ф енечке бутылку молока. Они о чем-то говорят. Дуняша отвернула от нее лицо.

Базаров (громко). Прощай, Дуняша.

Дуняша исчезает. Фенечка возвращается.

Фенечка. У нее сильный насморк. Вот бутылка молока на дорогу. Она говорит вам «до свидания».

Базаров. Передайте ей «спасибо». Хоро­шо?

Фенечка. Передам.

Базаров. Ей все время казалось, что я недостаточно усердно сижу за книгами, носи­ла все время чай мне.

Молчание.

Аркадий. Он говорит, что тоже уедет. Дядюшка. Во Францию, Германию. Может, в Шотландию!

Фенечка. На отдых?

Аркадий. Навсегда, говорит.

Базаров. Дом опустеет.

Фенечка. Он это что, серьезно?

Аркадий. Думаю, что да.

Фенечка. Когда уезжает?

Аркадий. Когда начнется жатва. Хочет принять участие в косьбе.

Фенечка. Павел?!

Аркадий. Да!

Фенечка. Шутите!

Аркадий. Нет. Ну, конечно, шучу.

Фенечка. Павел косит! Вы можете себе это представить? Ш-ш-ш...

Короткий смех. Звуки виолончели прекращаются. Молчание. 17 а в ел подходит к ним.

Павел. Что, красавица Катя и Анна ужи­нают с нами сегодня?

Аркадий. Замечательно! (Очнувшись.) Правда? Это для меня новость.

Павел. Я что-нибудь не так понял?

Фенечка. Завтра вечером.

Аркадий. Мне тоже казалось, что в вос­кресенье.

Павел (смотрит в упор на Фенечку). А! Значит ошибся. Опять.

Фенечка. Приедут сразу после службы. Так условились.

Павел {продолжает смотреть в упор на Фенечку). Моя ошибка. Я все путаю, Фенеч­ка. Простите.

Фенечка. Завтра вечером.

Павел. Понятно. Bon. Bon*.( Хорошо. Хорошо (франц.).

Базаров. Пожалуй, пора позвать Прокофьича.

Аркадий {продолжая разговор). Катя, на­конец, выбрала имя для щенка.

Павел. Щенка? Какого щенка?

Аркадий. Для щенка от борзой, которого мы подарили ей в начале лета! И назовет она его Павлом!                          Короткий смех. Николай подходит к ним.

Павел. Это чтобы меня не забыли, навер­но?

Николай. Ну, готовы к отъезду? А, Евге­ний? Хорошо. Великолепно. Вас ведь отвезет Петр? Хорошо. Отлично. (Зовет.) Петр!

Аркадий. Его отвезет Прокофьич, папа­ша.

Николай. Прокофьич? (Мягко.) Еще лучше. Намного надежнее. К ночи наверняка доберетесь до Петербурга.

Базаров. Я еду не в Петербург. Я еду до­мой.

Николай. Хорошо. Хорошо. Даже отлич­но. Родители наверняка обрадуются. Как и мы рады были.

Базаров. Спасибо за ваше гостеприимст­во, Николай Петрович.

Николай. Мне было очень приятно. Нам всем было очень приятно. Нам всем будет не-

доставать вас, ведь так? Я буду скучать по на­шим утренним прогулкам... иногда мы совер­шали их с вами. Павел будет скучать по... по этим... по этим оживленным политическим дискуссиям. А Аркадий будет скучать по сту­денческим дурачествам. И Фенечка... Фенеч­ка... Фенечке будет недоставать ваших бле­стящих медицинских советов. Ведь так? И...

Пр окофьич появляется слева. До смешного с вы­прямленной спиной и официален. Смотрит поверх голов.

Прокофьич (громко). Прошу прощения.

Николай. В чем дело, Прокофьич?

Прокофьич. Тарантас отбывает.

Николай. Мы знаем, Прокофьич. Спаси­бо.

Прокофьич. Я говорю об этом на слу­чай, если кто еще хочет поехать в этом же та­рантасе. (Берет чемоданы и важно уходит.)

Все смотрят ему вслед, удивляясь и смеясь над си­туацией. Фенечка прыснула на секунду. За ней Ар кадий. Затем Фенечка взорвалась смехом. Все смеются, найдя в этом некоторое облегчение напряженности. Базаров лишь улыбается. Он наблюдает за счастливой семейной группой со сто-роны.

Николай. Ш-ш-ш! Он может услышать.

Аркадий. Он не мог заставить себя... даже взглянуть на нас.

Николай. Прямо беда...

Аркадий. На случай, если кто еще... если кто еще хочет поехать в этом же таранта­се.

Фенечка.  Ну и...  (Хохочет.)

Павел. Что... ну и?

Фенечка. Не могу сказать...

Николай. Ш-ш-ш!

Аркадий. Я знаю, что она хочет ска­зать... (Хохочет.)

Павел. Ну, говори же! Фенечка. Ну, и наболтаются они вдоволь дорогой!

Взрыв смеха. Затем резко останавливаются. Мол­чание.

Николай. О боже... боже... более!

Аркадий. И взгляд, устремленный в не­беса.

Фенечка. Да. И выпрямленные плечи.

Николай. Бедный Прокофьич! Но мы же это любя! Ведь так, любя?

Аркадий. Тарантас отбывает. Ох, тяже­ло. Очень тяжело.

Молчание. Б аз аров подходит к Николаю.

Базаров. Еще раз за все большое спаси­бо.

Николай. Приедете еще раз погостить у нас...  может быть.

Обмениваются рукопожатием. Базаров подхо­дит к Павлу.

Базаров (кланяется). Павел Петрович.

Обмениваются рукопожатием.

Павел. Спасибо. Adieu** Прощайте (франц.)..

Б а з аро в подходит к Ф енечке. Он берет ее за руку.

Базаров. Желаю вам счастья, Фенечка. Берегите себя.

Фенечка. И вы, Евгений.

Базаров подходит к Ар к адию и протягивает руку.

Базаров.  Аркадий.

Отцы и сыновья Ар кадий колеблется и в порыве обнимает его.

Аркадий. И плевать мне на все, что ты сказал! В середине сентября! После экзаменов! Можешь не сомневаться! И не один, а два бо­чонка пива! (Отпускает Базарова. Он пла­чет.) Ну, давай же ты, проклятый негодяй! Катись к черту! Пошевеливайся! Пошевели­вайся!

Толкает Бзарова впереди себя. Они выходят. Н и -ко лай идет следом., затем Павел.

Он идет, Прокофьич! Вот твой пассажир!

Фенечка одна на сцене. Она слушает голоса за сценой. Один перебивает другого.

Николай (за сценой). Поставьте сумки у ног!

Аркадий (за сценой). Где твой пиджак?

Павел [за сценой). Счастливо, Евгений!

Базаров (за сценой). Большое спасибо.

Аркадий (за сценой). Все в порядке?

Базаров (за сценой). Я оставил где-то книгу.

Аркадий (за сценой). Вечно ты. Дурак.

Базаров (за сценой). Еще раз спасибо.

Николай (за сценой). Удачи на экзаме­нах.

Аркадий (за сценой). В середине сентяб­ря! Можешь не сомневаться!

Павел (за сценой). Счастливого пути.

Аркадий (за сценой). Привет отцу и ма­тери.

Базаров (за сценой). До свидания.

Аркадий (за сценой). Напиши мне, База­ров.

Базаров (за сценой). Напишу.

Николай (за сценой). До свидания.

Павел (за сценой). До свидания.

Хор прощальных слов. Фенечка машет в знак

прощания и говорит спокойно: «До свидания».

Дуняша, наблюдавшая за церемонией прощания

из гостиной, выходит и становится рядом с Фе-

нечкой. Фенечка оборачивается и замечает ее.

Дуняша безутешно рыдает.

Дуняша. Только поманил бы меня паль­чиком... побежала б за ним как собачонка...

Фенечка. Боже, Дуняша...

Дуняша. Видит бог, это правда, Фенеч­ка. Только поманил бы...

Она бросается в объятья Фенечки и рыдает. Фенечка сдерживает ее.

Фенечка. Ш-ш-ш! Знаю, Дуняша. Знаю. Знаю.

Картина третья

Ранний сентябрь. После полудня. Столовая в доме Базаровых. Басили й стоит у обеденного сто­ла, как всегда, собираясь закурить трубку. Ар к а -дий сидит в конце стола, неподвижно смотря в пол. (Сидит он не там, где сидел в третьей карти­не первого акта.)Он едва осознает, чтоВ а си ли й говорит. Василий постоянно улыбается, как в первом акте, он даже более оживлен и энергичен. Но это холостая энергия, и вскоре становится ясно, что он даже забывает, о чем говорил, отсюда повторения в его речи. Он на грани срыва.

Василий. Да, да, это был незабываемый обед. Я помню каждую мелочь с предельной ясностью. Да, то было самое счастливое собы­тие в этом доме. Мы же ждали вас так дол­го — годы, господи боже! И вот вы сидите в этой самой комнате, вокруг этого самого сто­ла. Я сейчас могу сказать... я это осознавал и тогда... одно ваше присутствие согревало ста­рую кровь. Omnia animat, format, alit, как говорил Цицерон... omnia animat*... He очень по­хоже на Цицерона, да? Да, этот обед никогда не забыть.

Событие, источник самых богатых и теп­лых воспоминаний... я так говорю, моя ласко­вая? [Он смотрит кругом и понимает, что ее здесь нет.) Постойте, как она нас всех расса­дила? Я сидел здесь. Она там. А вы сидели на месте, где сидите сейчас. Евгений сидел вон там. Помню особо один момент. Я рассказал вам историю о майоре, который занимался врачеванием «на благо общества»; и вы оба пристально посмотрели на меня, а затем так засмеялись, оба, упали на стол, в конвульси­ях были от смеха, не могли слова вымолвить! Этот момент я особенно помню. «На благо об­щества». Ни говорить, ни пошевелиться не могли.

Шаркая, входит Тимофеич. Он выглядит еще бо­лее дряхлым. Возится с посудой на столе.

И Тимофеич нам прислуживал. Так, Тимофе­ич?

Тимофеич. Она проснулась.

Василий вдруг насторожился, отводит Т и мо-феичав сторону, чтобы Ар к ад ий не слышал их разговора. Ар кадий едва замечает присутствие Тимофеича.

Василий. Ну? Тимофеич. Все так же. Василий.  Что-нибудь сказала? Тимофеич. Ни словечка. Василий.  Все еще в постели? Тимофеич. В кабинете. Василий. Что делает? Тимофеич.  Сидит. Василий.  На диване?

* Все оживает, играет, летит (лат.).

Тимофеич. В качалке. Вы причесали бы ее. (Тимофеич возвращается к столу.)

Василий. Оставь это все здесь. И не отхо­ди от нее. Хорошо?

Тимофеич. Съесть бы ей надо что-ни­будь. Нельзя так. Заставьте ее поесть.

Василий (вдруг встревожился). Где моя докторская сумка?

Тимофеич указывает на верхнюю полку, где сум­ку почти не видно.

А! Молодец. Спасибо. Спасибо.

Тимофеич. При чем тут я? Вы сами ее туда спрятали.

Тимофеич уходит. Василий снова улыбается и становится оживленным.

Василий. Он был всегда для меня, как крепость. Не знаю, что бы я без него делал?

Аркадий. Как Арина Власьевна?

Василий. Она скоро выйдет к нам. Ари­на Власьевна... как это принято говорить... чувствует себя вполне удовлетворительно... сообразно обстоятельствам. Так мы говорили о том обеде? Незабываемое событие. Помните мальчика, который прислуживал нам в тот день?.. Молоденький такой? Босоногий? Федька? Должен вам сделать признание в от­ношении Федьки: Федька не служил у нас в доме. Мы его специально наняли для такого случая. Чтобы произвести на вас впечатление, дорогой друг. Чуть приукрасить происхожде­ние Евгения. Vanitas vanltatum et omnia vanitas*. Кажется, из Екклезиаста. Но я могу ошибаться. Процитировать более или менее точно я могу... но откуда это... откуда это... Так о том обеде. И о Федьке. Я попросил отца

* Суета сует и всяческая суета (лат.).

Алексея порекомендовать кого-нибудь. И кем же он нас осчастливил? Вторым сыном мясни­ка — без башмаков и с соплями под носом, так сказать. Прислуживать за столом с босы­ми ногами! Боже праведный! Сейчас я могу смеяться над этим. Помню, я сказал: «Арка­дий Николаевич подумает, что он гостит у ди­карей». И Евгений поднял голову... вы знае­те, как он поднимает голову и склоняет ее чуть набок... и он бросил на меня свой стро­гий взгляд... и сказал... он сказал... остроум­нее, чем Евгений, никто не мог сказать... он поднял голову... бросил на меня свой... (Васи­лий не выдерживает и начинает рыдать. Вскоре берет себя в руки.) Говорят, я должен молиться богу. «Как же мне жить даль­ше?» — вот, что я спрашиваю у бога. «Как же я должен жить дальше?» — спрашиваю я. «Из чего же мы сотворены?» — спрашиваю я.

Пауза.

Аркадий. Я возвратился очень поздно из Петербурга. Отец меня поджидал. «У меня для тебя ужасная новость, сын. Не могу даже сказать, как ужасна она». «Базаров», — ска­зал я.   «Да,  — сказал он. — Базаров».

Пауза.

Василий. К концу первой недели боль­ных и умирающих было так много, что мы ре­шили действовать порознь: он взял на себя весь город и северные и западные окрестно­сти. Я взял южные и восточные. Часто он даже не ночевал дома. А когда эпидемия рас­пространилась на соседние области, то мы днями его не видели. «Ради этих несчастных крестьян», — говорил он мне. «Всё ради этих несчастных крестьян, будь они неладны!» А потом я пришел той ночью... была пятница... Я так говорю, моя ласковая? Б щелке под дверью его комнаты виден был свет.  Я прошел мимо на цыпочках,  и он окликнул меня. Сидел он в кровати, опершись на по­душку. Стоя за его головой, я обратил внима­ние, как блестели его глаза. И он сказал сво­им   обычно   ироничным   тоном:    «Отец,    — сказал он,  — я тебе делаю подарок — даю больший простор для практики.  Отдаю тебе весь город с северными и южными окрестно­стями». «Что это значит?», —- спросил я. (Его голос   начинает   дрожать.)   «Это  значит,   — сказал он, — это значит, что собираюсь выйти из дела. Ну что, доктор Базаров? Похоже на тиф?»   Он  поднял рукав ночной рубашки и протянул руку к свече — на руке были крас­ные пятна.

Ар кадий теперь тихо плачет..

Аркадий.  Простите меня, я не должен так...

Василий. Сделать мы ничего не могли. Мать заварила липового чаю и пыталась его кормить с ложечки борщом. Но он был на­столько слаб, что не мог даже глотать. А на следующее утро... было воскресенье... я так го­ворю, моя ласковая?., да, так... было воскресе­нье... он открыл глаза и сказал: «Сделай одну милость для меня, отец. Пошли нарочного к Анне Сергеевне Одинцовой, пусть скажет, что Евгений Васильевич Базаров умирает».

Аркадий. Катя сказала только, что при­езжал посыльный и что через пять минут Анна Сергеевна уже умчалась.

Василий. В тот же вечер серая карета с красными колесами и четверкой лошадей подкатила к нашим дверям — лакей в тем­но-зеленой ливрее открыл дверцу кареты, и оттуда вышла эта госпожа в черной вуали и черной накидке. Отрекомендовалась Анной Сергеевной Одинцовой и попросила провести ее к сыну. Я возражал. Сказал, что это слиш­ком опасно. Но она решительно настояла. Ну, я привел ее к нему. Оставил их одних. Пробы­ла она у него полчаса. Он был слишком слаб, чтобы разговаривать. Она сидела подле него и держала его  руку.

Аркадий. С тех пор ее больше никто не видел. Она отсюда не вернулась домой. Ото­слала карету, а сама уехала в Москву. Види­мо, хочет какое-то время побыть одна.

Василий. Тем же вечером он скончался. Мать послала за отцом Алексеем. К тому време­ни он был уже мертв, но отец Алексей все же совершил все положенные последние обряды.

Аркадий. Мой отец не знал, что делать. Я был в Петербурге, покупал новую моло­тильную машину, это все, что отец знал обо мне. Но где я остановился... как связаться со мной... он просто с ума сходил. В конце кон­цов, послал Петра искать меня — вот так хо­дить по улицам и искать меня. А я все это время был в нашей старой квартире. Ему это и в голову не пришло.

Василий. Мы пытались известить кое-каких друзей. Тимофеич сделал все воз­можное. И решили сократить обряд бдения, принимая во внимание характер болезни, да и его мать была немножко... perturbata*. Так что похоронили его в понедельник утром, рано. Скромные похороны: мать, отец Алек­сей, Тимофеич да я. Да еще Федька, достой­ный человек, в хороших ботинках. Как трога­тельно, что он пришел. Не побоялся. Несколько молитв. Цветы. Как обычно. Я све­ду вас туда, если хотите. Это в десяти мину­тах ходьбы. Но если вы предпочитаете... не­которые не очень любят... посещать кладбища. Разве справедливо, когда отец хо­ронит сына? Как-то всё не так — беспорядок в

* В смятенном состоянии, расстроена {лат,.).

 

заведенном   порядке.   Так   ведь   не   должно быть.

Аркадий. Он был лучшим другом из всех, что были у меня.

Пауза.

Василий (почти шепотом, но с порази­тельной неожиданной страстью). Будь ты проклят, Всемогущий Отец! Я возропщу! Я возропщу, возропщу!

Аркадий. Он был мой единственный на­стоящий друг.

Василий. О чем это?

Аркадий (с внезапной решительно­стью). Я продолжу его дело, Василий Ивано­вич! Я посвящу свою жизнь его памяти и делу, которым он занимался! У меня нет его ума и его таланта. Но сколько у меня есть та­ланта и энергии, я отдам революции, револю­ции Базарова.

Василий (в забытьи). Да, политика — вещь важная.

Аркадий. Он думал, что я мало на что способен. Но верьте мне, что я могу. Могу, как никогда, потому что я это делаю ради него!

Василий хлопает его по плечу.

Василий. Время от времени он приходил в сознание. Один раз открыл глаза и сказал: «Я не буду утратой для России. Сапожник был бы утратой для России. Мясник был бы утратой. Портной был бы утратой. Я — не ут­рата». Но ему в голову не пришло, что он бу­дет утратой для матери и меня.

Аркадий. Если бы вы меня свели на кладбище, я хотел бы там дать ему торжест­венную клятву.

Входит Ар и на, волосы ее растрепаны, она в до­машних туфлях, в случайно накинутой одежде. Отсутствующий взгляд. Увидев Василия, улы­бается. Василий приветствует ее тепло и с энергией. Ар кадий встает.

Василий. А, Арина! Ну, вот так-то луч­ше! Ты теперь действительно выглядишь хо­рошо, моя ласковая! Ты знаешь, что проспала почти три часа? А кто будет делать работу по дому, если моя жена лежит в постели и спит целый день? Скажи мне, кто, моя дорогая и прекрасная жена? Посмотри, кто здесь! По­смотри, кто к нам приехал!

Смотрит на Аркадия отсутствующим взгля­дом.

Да! Это Аркадий, моя ласковая! Он самый! Аркадий Николаевич! Как только слух до него донесся, он сразу приехал. Он боялся, что уедет и не увидит тебя.

Аркадий. Все, что я могу сказать, Арина Власьевна... (Он снова начинает плакать.) все, что я могу сказать... Это то... что я... что я...  потрясен,  просто потрясен.

Василий. Как ты видишь, мы справля­емся со всем сами. Надо теперь подумать о том, чтобы ты съела что-нибудь. Что бы тебе предложить? Что бы тебя могло соблазнить? Я знаю! Арина Власьевна неравнодушна к черносмородинному чаю! Это то, что нужно!

Аркадий. Не могу простить себе, что меня здесь не было. Я был в отъезде, в Петербурге. Узнал обо всем только вчера поздно ночью.

Василий (оживленно, по-деловому). Ча­шечка черносмородинного чаю и два малень­ких, но очень аппетитных ломтика домашне­го печенья ■— вот, что необходимо нашей аристократической персоне, вот, что она съест. Как говорит Цицерон? Tantum cibi et potionis — нужно есть и пить ровно столько, сколько способно восстановить наши силы... ни больше,  ни меньше.

Аркадий. Если бы вы знали, как я по­давлен. От этого удара мне никогда не опра­виться.

Ар ина теперь сидит. Пауза. Она смотрит на Ар -кадия так, словно пытается вспомнить его, как будто хочет заговорить с ним. Лицо ее по-детски спокойно, почти улыбающееся. Когда она поет, то голос ее звучит высоко, как у маленькой девочки.

Арина (поет). Те Deum laudamus: te Dominum confitemur. Те aeternum Patrem omnis terra veneratur.

Как только она начинает петь. Ар кадий смот­рит с тревогой на Басили я. Василий понимаю­ще делает знак, приставляя палец к губам и качая головой, как будто хочет сказать: «Ничего не гово­рите, не перебивайте». Затем садится рядом, об­нимает ее двумяруками и поет вместе с ней, адре­суя свое пение непосредственно ей.

Василий и Арина. Tibi omnis Angeli, tibi Caeli et universae Potestates. Tibi Cherubim et Seraphim incessabili voce proclament: Sanctus, Sanctus, Sanctus, Dominus Deus Sabaoth.

Медленно уходит свет.

 

Картина четвертая

После ужина. Начало октября. Лужайка перед до­мом Кирсановых.Аркадий стоит у рояля и поет «До дна очами пей меня»*, смотря в ноты и читая с листа слова.Катя аккомпанирует ему. Анна сидит одна в гостиной и слушает музыку.Павел стоит на веранде(. В этой картине цитируют и поют песню «К Селии» на стихи Бен Джонсона (1572-1637) в переводе В. В. Лунина.)

Павел (поет очень мягко).

Но не заменит, жизнь моя,

Нектар тебя сполна. Фенечка.  Очень  мило,  Павел.

Поняв, что его подслушали, Павел грозит паль­цем в знак порицания. Затем уходит в свои собст­венные мысли. Два или трираза вдали слышны зву­ки аккордеона, играющего танцевальную музыку. Эти короткие моменты совпадения такой разной музыки, аккордеона и рояля, создают мрачную дис­гармонию.

Княжна сидит одна на переднем плане справа под зонтиком, энергично что-то жуя и стряхивая с подола крошки.

Прокофьич и Петр собрали складной стол и поставили его в центре лужайки. Теперь они на­крывают  его  белой  скатертью  и расставляют стулья вокруг него.

Фенечк а хозяйским глазом наблюдает за этим. Она теперь хозяйка в доме и ведет себя совершенно свободно в присутствии Павла. П е тр, слегка вы­пив, чувствует себя привольно и самодовольно. За­глядывает в беседку и украдкой выпивает из фляж­ки глоток спиртного. В момент, когда он собирается сделать еще глоток, его зовет Княжна.

Иди   сюда!   Иди

Княжна.   Ей,   парень! сюда! Иди сюда!

U е тр быстро прячет фляжку и, пританцовывая, подходит кКняжне.

Петр. Чем могу быть полезен, Княжна?

Княжна. Что это за шум?

Петр. Этот шум, Княжна, это поет Арка­дий и играет барышня Катя на рояле.

Княжна. Нет, я про шум! Этот отврати­тельный шум! Вот — слышите?

Петр. Прошу прощения. Это музыкант го­товится к вечеринке, танцы в честь праздника урожая. В амбаре будет праздник.

Княжна. Музыкант? Какой музыкант?

Петр. Аккордеонист. Приехал из Орла.

Княжна. У моего брата Иосифа был пер­вый аккордеон, который привезли в Россию. Отец мой развел костер во дворе и сжег эту поганую штуку в присутствии всей дворни. Затем хлестал Иосифа кнутом, пока тот не по­просил публично у всех прощения... у всей се­мьи и прислуги. Так было покончено с этим поганым аккордеоном в нашем доме.

Петр. Надо думать.

Княжна. Иосиф целый месяц ходил в си­няках. Расскажи своему дружку из Орла эту историю. Ха-ха! Высек его! Высек его! Высек его!

Петр. Обязательно расскажу, княжна.

Она уваляется. Петр возвращается к своей рабо­те. Павел спускается с веранды и подходит к Фенечке.

Павел. Я купил этот сборник песен в Лондоне — ох, это было должно быть два­дцать пять лет назад. (Вдруг вспоминает.) Знаю, когда купил его — в день, когда Артур Уэлзи стал министром иностранных дел. Мы были на праздновании в городе.

Фенечка. Кто это такой был?

Павел. Артур? Первый герцог Веллинг­тон. Хороший человек. Весело было. Много смеялись... Какое хорошее время суток, вот сейчас.

Фенечка. Замечательное!

Павел. И замечательное время года. Вы любите октябрь, Ольга?

Княжна. Я ненавижу всякий месяц — по разным причинам.

Павел. Это мое любимое время года. Осень. Я говорю сам себе — как замечатель­но, единственное время года, когда ты нахо­дишься в полной гармонии со всем, что окру­жает тебя.

Княжна. Мне кажется, вы сами себе го­ворите массу чепухи. И будьте осторожны... по вашей осанке... вас могут принять за ак­кордеониста.

Павел. Простите, что вы сказали?

Княжна. Мне вы кажетесь вылитым ак­кордеонистом — плечи у вас откинуты назад.

Павел (Фенечке). Я не понял, что она ска­зала. Я похож на ак?..

Фенечка. На аккордеониста.

Павел. Я?

Княжна. У них у всех плечи откинуты назад. Под тяжестью груза, который давит спереди. Ха-ха, гляди, вас еще могут по ошибке высечь.

Павел. Боже милостивый, в самом деле? (Фенечке.) Зачем секут аккордеонистов?

Фенечка. Не знаю. Правда, секут?

Павел. Похоже, что так.

Фенечка (Петру). Там у двери в кладо­вую стоят две вазы — одна с астрами, дру­гая — с хризантемами. Поставь астры здесь, а хризантемы вон там.

Петр. Все, что пожелает барыня.

Павел. У Аркадия приятный голос. Это по материнской линии. У Марии был нежный голос.

Фенечка (Петру, который, пританцо­вывая, уходит). И возьми салфетки из гла­дильной. На верхней полке. (Павлу.) Что это за песня?

Павел.   «До дна очами пей меня».

Фенечка. Никогда не слышала, чтобы он раньше это пел.

Павел (декламирует).

Тебе послал я в дар венок Душистый словно сад, Я верил — взятые тобой Цветы не облетят.

Фенечка считает стулья.

Фенечка. Простите Павел — что это та­кое было?

Павел. Ничего.  Так, бормочу про себя. Слева входит Ду нлша.

Фенечка. Это вы часто делаете в послед­нее время, я заметила. Не старческие ли уж привычки к вам начинают приходить? Здесь только бокалы для вина, Дуняша. Принесите еще для шампанского.

Павел, обиженный, отходит в сторону, Ду­няша так возбуждена, что едва сдерживается, чтобы не кричать. Фенечка продолжает дви­гаться вдоль стола, расставляя приборы. Дуняша идет вслед за ней. Фенечка слушает с интере­сом, но всем видом дает понять, что время откро-венностеп прошло.

Дуняша. Что за новость, Фенечка! Всем новостям новость! Тетка померла в половина четвертого ночи.  Хотите верьте, хотите нет! Фенечка. Кто умер?

Дуняша. Тетка... старая тетка... ну, эта старая прохиндейка, что растила Адама! Фенечка.  Ох, мне жаль... Дуняша.   Он   сможет   продать   ее   дом. И двести рублей она ему оставила. А еще он хочет жениться, Фенечка. Фенечка. На вас?

Дуняша. Боже, ну не на портновском же манекене! Или как?..

Фенечка. Дуняша, я... Дуняша. Конечно, на мне. В пять утра старая корова еще не остыла, как он посту­чался в мою комнату: «Милочка, не сделаешь ли ты меня самым счастливым человеком во всей России?» Так и сказал. Ну, уточка по­плыла, сказала я про себя. К покойнице вер­нулся только в девять. Боже, видели бы вы, как дергались у него усики! Знаете, как надо все устроить, Фенечка? Вы повремените еще пару месяцев — и мы будем венчаться вме­сте? Вот потеха будет! Двойная свадьба! Порт­новский манекен совсем рехнется!

Фенечка. Я не хочу, чтобы вы впредь так звали Павла Петровича.

Дуняша. Портновский-то манекен? Боже, так это между нами. Вы, да Петр, да...

Фенечка. Больше я слышать это не хочу.

Дуняша. Да вы?..

Фенечка. Понятно? Хорошо. О тетушке я сожалею. А Адаму раскаиваться не в чем: он был к ней более чем внимателен. Давайте мне эти салфетки, Петр. Спасибо. Как краси­во ты расставила эти цветы, Дуняша. Я рада, что вы хотите выйти за него замуж. Он будет надежным мужем. Чего же еще не хватает? Бокалов для шампанского. (Дуняше.) Пожа­луйста, принесите их.

Дуняша выходит, тяжело ступая.

Нет, пожалуй, надо сделать наоборот, Петр, астры поставить на другую сторону. Как вам кажется?

Петр. Ваша правда, да и только. Астры, они же незаконнорожденные, всегда стоят слева. (Петр уже несколько раз приложился к своей фляжке.) Ну, что еще для вас сделать, Фенечка? Вы только скажите Петру.

Фенечка. Пока больше ничего не надо.

Петр. А стульев хватает?

Фенечка. Кажется, хватает.

Петр. А табуреток?

Фенечка. Они не понадобятся.

Петр. Не скажите, табуретки очень эф­фективное средство для посадки большого числа гостей на открытом воздухе.

Фенечка. Много гостей у нас не будет, Петр.

Петр. И опять правда ваша, да и только. Может, еще вина?

Фенечка (дает понять, что он больше не нужен). Спасибо, Петр.

П е т р. А я стих знаю. Хотите расскажу? Фенечка. В другой раз, Петр. Петр. Может, позже. А еще я знаю, как писать  «хризантема». Хотите?

Фенечка. Пока все, можешь идти. Петр.   Как   кончится   пока,   являюсь   по первому вашему зову и приказанию. (Он чин­но кланяется и уходит влево.)

Фенечка. Рано начался праздник уро­жая. (Держит в руках пустую бутылку.) Уже с полудня празднуют. (Анне, которая только что вышла.) Анна, идите к нам.

Анна. А дни-то, пожалуй, становятся уже короче. (Проходит мимо Княжны.) У вас все в порядке, тетушка?

Княжна. Почему ты всегда задаешь этот дурацкий вопрос, если точно знаешь ответ? Нет, у меня не все в порядке. Все время что-то жужжит в голове. Артрит мешает мне пере­двигаться. Еда, что подали сегодня, была не­съедобна. И меня вот-вот стошнит от запаха кошки в этом поганом доме. (Она встает и идет влево.) Когда будешь готова к отъезду, найдешь меня на выгоне. Там есть черная ко­была, которую надо объездить.

Анна. Ее недуги стали ее утешением. Павел. Я к ней внимательно присматри­ваюсь. Я мог бы многое взять от нее. Фенечка. У вас нет ее энергии, Павел. Павел. Это тоже можно было бы изобра­зить.

Фенечка. Николай говорит, у вас была хорошая жатва.

Анна. Меня не было дома большую часть времени. Да, хорошая. (Жестом показывает, что это ей безразлично.) Такой, пожалуй, ни­когда не было. Приятно слышать, как Арка­дий поет.

Фенечка. Да.

Анна. Катерина говорит, что он снова в хорошей форме.

Фенечка. Другого выбора у него не было. Имение принадлежит ему. Его присут­ствие на полях было необходимо.

Анна. Они красивая пара.

Павел. Пожалуй.

Анна. Жаль, что вы не будете на свадьбе, Павел.

Фенечка. На свадьбах, Анна.

Анна. Ах, да, конечно.

Павел. Да, мне очень жаль. Я должен буду приехать в Цюрих в этот день.

 

Фенечка поливает растения перед верандой.

Что слышно   об   эпидемии?..    Эпидемии тифа?

Анна. Мне сказали, она почти утихла,

Павел. Правда?

Анна. Так я слышала

Павел. А, хорошо,

Анна. Да.

Павел. Значит, эпидемия кончилась.

Анна. Почти. Но не совсем.

Пав ел.  Хорошо.  Они крайне опустошительны, такие вещи. Но проходят — да, проходят

Анна. Это правда.

Пав ел. И жизнь продолжается.

Анн а. Наверно. Да, конечно, продолжает-

Пауза.

Павел. Мне следовало чуть лучше узнать его, пока он был здесь. Я его совершенно не понял, пока все это не случилось. По глупо­сти. Он был прекрасным человеком.

Анна. Но и... трудным.

Павел. Да,  и это было.

Анна.  Он хотел жениться на мне.

Павел. Я догадывался.

Анна (тихо плачет). Мне надо было за него выйти замуж, Павел...

Павел. Может быть... может быть.

Анна. Да, да, надо бы. Да, да. Знаю, брак был бы трудным, но почему я не вышла за него. Так трудно жить, когда знаешь, что со­вершил огромную ошибку. Как же жить даль­ше?

Павел. Очень хотел бы помочь вам. Жаль, что ничем не могу. Никаких ответов у меня нет. Мы все хотим, по крайней мере, ве­рить в возможность великой любви. А когда оказываемся не в состоянии ее достичь —■ по­тому что она недосягаема — начинаем растра­чивать попусту свои силы в погоне за суррога­тами. По крайней мере, глупая часть нашего брата этим занимается.

Фенечка. Скоро всех их надо будет уби­рать в дом.

Павел. А это вовсе не жизнь, совсем не жизнь. (Кладет руки на плечи Анны.) Ка­кое-то удовлетворение можно найти, Анна, в повседневности, в принятии реальностей, в выполнении долга.

Анна.  Такая жизнь у меня уже была.

Павел. Во всем этом есть свое утешение. Ужасные вещи я говорю?

Анна. Он бы назвал это так.

Павел. Знаю. Но предложить вам, к со­жалению, могу только эту поношенную муд­рость. В которую сам не верю.

Дуняша входит с бокалами. Не может скрыть своего гнева.

Дуняша. Барыня, бокалы для шампан­ского, барыня.

Фенечка (очень спокойно). Спасибо, Ду­няша. Поставьте их на столе.

Дуняша. Что-нибудь еще, барыня?

Фенечка. Нет, пока все, Дуняша.

Дуняша. Барин, а что для вас, барин?

Павел. Что?

Дуняша. Барин, что-нибудь для вас сде­лать, барин?

Павел (обеспокоен таким вниманием). Для меня?.. Нет... ничего... ничего, спасибо.

Вышагивая,Ду няша удаляется. Слева выходит Николай. На нем пиджак очень яркого цвета — такой пиджак к лицу более молодо­му человеку. Время от времени возникают звуки рояля и аккордеона.

Николай. Я всех вас, кажется, заставил ждать.

Фенечка. Я уж думала, вы ушли одни на

танцы.

Николай. Ха-ха! Просто должен был от­дать должное и сказать пару слов благодарно­сти рабочим за их бесценные старания в по­следние недели. (Наскоро целует и обнимает Фенечку.) Выглядит все шикарно. Отлично! Мне очень нравятся эти астры.

Фенечка. Да, это те самые астры.

Николай. Правда? Мне никогда не уда­ется их правильно расставить. Так или иначе, они выглядят очень красиво. (Всем.) Между прочим, немного погодя, было бы очень хоро­шо, если бы мы все появились на танцах — ну, просто... промелькнуть. Нет, нет, ника­ких обязательств... никто не просит участво­вать в танцах... а некоторые просто не могут (Указывая на свою хромоту.)... если бы даже захотели. Я попрошу Аркадия протанцевать один раз вместо меня... только один раз!

Павел. Я попрошу разрешить и мне один танец,  Николай.

Николай. Да ну?

Павел. Конечно. Как будущему деверю. Когда-то я отлично танцевал. (Фенечке.) Зна­чит, договорились, Фенечка?

Николай. Хорошо. Хорошо. Да. Пре­красно. Так или иначе. Итак, что мы делаем теперь? (Видит, как в гостиной Катя и Арка­дий что-то оживленно обсуждают.) Посмот­рите на этих двух голубков.

Катя хлопает крышкой рояля.

Фенечка. Повздоривших двух голубков.

Николай. Аркадий! Катя! Немедленно идите сюда! Где княжна?

Анна. Она где-то здесь неподалеку бро­дит.

Николай. Я пойду и приведу ее сюда.

Анна. Нет. Оставьте ее в покое. Ей лучше одной.

Катяи Ар кадий присоединяются к компании. Аркадий.  Ну... ну... ну... ну... ну! Иронично хлопает в ладоши.

Вы только посмотрите на эту красоту!

Николай. Что такое?

Аркадий. Только взгляните на этот по­трясающий пиджак! Где ты откопал такой?

Николай. Согласен, Аркадий. Мне и са­мому он кажется не по возрасту...

Фенечка. Пиджак выбрала я, Аркадий.

Аркадий. Быть не может?

Фенечка. Мне кажется, он ему очень идет.

Катя. Безусловно. Чудесный пиджак. [Ар­кадию.) Мы все такого мнения.

Аркадий. В этом нисколько не сомнева­юсь. Да и я думаю, что пиджак замечательный.

Отцы и  сыновья Николай делает воображаемый пируэт.

Николай. А вы как думаете, Анна?

Анна (е своих мыслях). Что... что?

Николай. Вы одобряете?

Анна. Одобряете?..

Павел (быстро). Мы все считаем, Нико­лай, что ты выглядишь роскошно. Я даже страшно завидую. Но одного портновского ма­некена в доме достаточно.

Николай. Кто портновский манекен?

Павел. Ты что, не знал? Прислуга так меня прозвала.

Николай. Никогда не слышал.

Павел. Я совсем не обижаюсь. Они же любя.

Фенечка. Покажи им подкладку, Нико­лай.

Николай. Ну, вот еще!

Фенечка. Пожалуйста, покажи. Ради меня.

С   напускной   застенчивостью   Николай   рас­стегивает пиджак и показывает блестящую под­кладку. Все хлопают в ладоши и смеются.

Николай. И это, как вы понимаете, на­стоящий Николай Петрович.

Фенечка. Полюбуйтесь только!

Катя. Да-да-да-да!

Аркадий. Смешно.

Фенечка. А когда он ему надоест, я вы­верну пиджак наизнанку и буду носить сама.

Николай. Ну, хватит. Похоже, что вы хотите поиздеваться надо мной. Давайте ся­дем за стол и выпьем по бокалу. Никакой официальности. Никаких речей. Просто об­мен поздравлениями и добрыми пожеланиями среди друзей. Сядь рядом со мной, Фенечка. У всех налито?

Катя   {наливает   в   бокал).   Секундочку, Николай.

Николай. Дайте мне вашу руку, Катя. Вот так. Отлично. Итак. Жатва благополучно завершилась. Год оказался удачным, особо удачным. И, прежде всего, мы хотим сердеч­но поблагодарить вас, Анна,., правда, Арка­дий?., в самом деле, от всего сердца хочу по­благодарить вас за огромную помощь, и не только за ваш совет и мудрость, которую вы проявили в эти последние месяцы, но особен­но за то, что вы так легко и щедро предложи­ли нам свои машины... то, что я назвал бы...

Аркадий.   Ты  обещал без речей.

Николай. Их и не будет.

Аркадий. Хорошо. Спасибо вам, Анна.

Николай. Самое искреннее вам спасибо, Анна. И если когда-либо ситуация...

Аркадий. Папаша!

Николай. Простите... простите. Спасибо. Мы все вас благодарим, Анна... Так ведь?

Все хлопают. Поднимают бокалы.

Фенечка. Между прочим, вы слушали, что тетка Адама умерла?

Николай. Да, кто-то вроде сказал. Когда это случилось?

Фенечка. Сегодня рано утром. И вы по-прежнему хотите уволить его?

Николай. Да нет. Он работал как вол по­следний месяц. Но это решать Аркадию. Ты теперь хозяин поместья.

Аркадий. Я подумаю об этом. Понаблю­даю за ним. Он знает, что ему дан испыта­тельный срок.

Николай. А почему ты спрашиваешь?

Фенечка. Без всякой причины. Из любо­пытства. Кому еще налить вина?

Катя. Мне, пожалуйста. Нам всем будет очень не хватать вас, дядя Павел.

Павел. Через две минуты забудете.

Аркадий. Мне кажется, хватит тебе вина,  Катя.

Катя (резко). Позволь это решить мне са­мой. (Павлу.) Неправда, дядя Павел. Мы бу­дем скучать. Очень.

Павел (Кате). Вы играли, кажется, «До дна очами пей меня»?

К а т я. А Аркадий пел. Пел или не пел?

Ар кадий не обращает внимания на ее слова.

Николай. Я когда-то пел это песню... давным-давно... На слова Шекспира... ты знал, что это слова Шекспира?

Павел. Нет.

Николай. А вот теперь знай — Шекспир написал эти слова.

Павел. Джонсон.

Николай. А кто это такой, Павел?

Павел. Современник Шекспира.

Николай.  Да?

Павел. Бен Джонсон.

Николай. А при чем здесь он?

Павел. Он написал слова.

Николай. Какие слова?

Павел. Бен Джонсон.

Николай. Кто этот Бен Джонсон, Павел?

Павел. Все это неважно... неважно... про­сто ты сказал, что Шекспир написал слова этой...

Аркадий (кричит). Да кому это интерес­но! (Сдержанно.) Кому интересно знать, кто написал эти ваши слова? Кому это нужно? Ровно четыре недели назад умер Базаров — и кого это волнует? Кто-нибудь даже вспомнил об этом? Никто из вас! Вас интересуют дурац­кие пиджаки, хорошие урожаи, дурацкие песни — вот, что вас только интересует. А меня интересует другое. Я помню. И всегда буду помнить. И ближайшие годы отдам пропаган­де его взглядов и его философии... нашей фи­лософии, сделаю все, чтобы осуществить его революцию. Вот на что я отдам остаток моей жизни. И ничто на свете... абсолютно ничто... меня не остановит. (Он не выдерживает и плачет.)

Долгое неловкое молчание. Катя наливает себе еще вина. Николай, не выдерживая этой тиши­ны, начинает что-то напевать себе под нос, но за­тем затихает. Снова тишина.

Ф енечка подходит к Николаю и что-то шеп­чет ему.

Николай. Прости? Что такое? Фенечка. Книги.

Николай. Книги? Какие книги? Ах, эти книги! Конечно! Петр, принеси их сюда. Пе...

Он хочет еще раз крикнуть «Петр!», как П е тр, в стельку пьяный, встает рядом с ним.

Ах! Вот ты, Петр! Ну надо же!

Петр. Слушаюсь, барин.

Николай. Я разве тебя звал?

Петр. Звали, барин.

Николай. Неужели?

Петр. Яснее ясного. Звали дважды. И вот я тут.

Николай. Хорошо, если так, Петр. Бле­стяще. Сбегай в мою спальню, и на прикро­ватном столике ты увидишь две книги. Пожа­луйста, принеси их мне сюда.

Пауза.

Петр. Х-р-и-з...

Николай. Что? Что ты сказал?

Петр. Х-р-и-з-а-н-т...

Николай. Что он говорит? Петр.  .. .р-и-з-а-н-т-м-е-р-с-и

Остальные смеются. Входит 17рокофъич, офи­циален и строг.

Николай. Никак ты пьян, Петр? Петр. Я знаю это. Говорю вам, что знаю это. Дайте попытаться еще раз. Х-р-и-з...

Прокофьич отводитПетра влево.

Прокофьич. Пойдем, парень. Тебе надо в посгель. (Всем.) Прошу прощения за это. Больше не повторится. Давай, пошевеливай­ся, парень. (Всем.) Как вы знаете, вас любез­но приглашают прийти позже на танцы.

Николай. Спасибо, Прокофьич. Мы при­дем ненадолго.

Прокофьич. Очень хорошо. Я сожалею о случившемся.

Они уходят,Петр все еще пытается сказать по буквам слово.

Катя. Я принесу вам эти книги, Николай.

Николай. Бедняжка Петр. Должно быть весь исстрадался.

Фенечка. Он уж с самого обеда прикла­дывается.

Павел. Пора пойти и упаковать вещи. Надеюсь что свадьба — простите, свадьбы — пройдут успешно. Уверен, что так и будет. (Достает маленькую коробочку.) Я заказал подарок — его должны доставить в конце сле­дующей недели... А пока чисто символиче­ски. (Отдает коробочку Фенечке.)

Фенечка. Большое спасибо, Павел.

Николай. Что это такое?

Фенечка. Это кольцо. Красивое, Павел, очень красивое. Спасибо.

Николай. Дайте мне посмотреть.

Фенечка целует Павла в щеку.

Павел.  Раз так — то два танца.

Николай. Прекрасно, Павел. Большое спасибо. Что это вырезано на камне? Сфинкс?

Павел. Неужели? Это только знак. Ника­кой другой ценности не имеет.

Фенечка. Не может быть.

Николай. Надень его.

Фенечка. Мне очень нравится. Буду ду­мать о вас каждый раз, как надену его.

Николай. Это прекрасная память, Па­вел!

Павел. Magnifique*! Меня будут вспоми­нать в двух случаях: когда вы будете надевать кольцо, и когда будут собираться вместе лю­бители борзых и говорить о Катином щенке. (Аркадию.) Я для вас с Катей тоже заказал по­дарок.  Надеюсь,  он  понравится.

Аркадий.  Спасибо — от нас обоих.

Катя возвращается с книгами.

Катя. Вот, пожалуйста.

Николай. Спасибо, Катя. Это тебе, Па­вел. Чтобы было, что читать во время твоих странствий.

Павел. Что это?

Николай. Фенечка выбирала их. Наде­юсь, тебе понравятся.

Павел. Госпожа Анна Уорд Радклиф! Не может быть! «Роман в лесу» и «Удольфские тайны». Потрясающе! Где ты их достал? Их уже много лет не печатали.

Фенечка. Петр искал их, когда был в Петербурге в прошлом году.

Павел. Ну до чего потрясающе! Большего удовольствия вы не могли мне доставить. Ми­лая, простодушная госпожа Анна Уорд Радклиф. Как раз этих двух романов у меня не 5ыло. Сколько интеллектуальной пищи! Не лопнуть бы!

Все смеются. Павел целует Ф енечку и Николая.

Николай. Брат — брат Павел.

Павел. Не расстанусь с ними, куда бы я не поехал. Merci. Merci Ъеаисоир*.

Николай {вытирая слезы). Итак. По­следний тост. Прошу прощения, Аркадий. Я хочу произнести короткую речь — очень ко­роткую речь.

Катя. Я бы с удовольствием послушала длинную речь.

Николай. Что я хочу сказать ■— этот дом, этот очаг понесет вечную и невосполни­мую утрату. Уезжает Павел. Нам будет страшно не хватать его. И я хочу, чтобы он знал — куда бы он ни поехал, наша любовь будет следовать за ним, повсюду. Но на все горькое находится и сладкое... да на все... Есть у нас не только огорчение, но и ра­дость... Очень большая радость. Фенечка, Фе-досья дала согласие стать моей женой, и за это... благословение господне я ей неизмери­мо благодарен. И в тот же день... если не оши­баюсь, ровно через две недели... на этой самой лужайке мы отпразднуем еще один союз... ме­жду Екатериной Сергеевной и моим сыном Аркадием. И этот союз мне также доставляет огромную радость. Некоторые, возможно, ус­мотрят что-то неподобающее в том, что отец и сын сочетаются браком в один и тот же день, сочтут это нарушением заведенного порядка. Но я знаю, что для нас обоих это будет огром­ной радостью и обретением самих себя. А кто вправе  сказать,  что  подобающе,  а что нет? Великолепно (франц.).

* Спасибо. Большое спасибо (франц.).

 

Аккордеон   играет  мелодию   «До  дна  очами  пей меня».

Фенечка. Послушай, Николай!

Николай (Кате). Какой молодец этот ак­кордеонист — услышал и подхватил.

Несколько секунд все слушают.

Это была наша песня, мы ее пели с Мари­ей, давным-давно. Я вел мелодию, а она вто­ру. Мы всегда пели ее на вечерах. Ресницы ее дрожали, когда она пела. А слова написал Шекспир — вы знали это?

Он начинает петь. Фе неч-Ка смотрит на него, напряженно улыбаясь. Он обнимает ее.

Пой!

 

Она улыбается не очень уверенной улыбкой, но не поет. Катя подходит к Ар кадию. Берет его за руку. Она начинает петь и слова адресует непо­средственно ему. Он не поет.

Павел подходит к Анне, которая сидит несколь­ко поодаль. Он берет ее за руку.

Павел. Вы поете?

Анна. Иногда. Когда бываю одна.

Павел. Да. Je comprends*...

Николай и Катя.

До дна очами пей меня,

Как я тебя — до дна.

Иль поцелуй бокал, чтоб я

Не возжелал вина.

Мечтаю я испить огня,

Напиться допьяна,

Но не заменит, жизнь моя,

Нектар тебя сполна.

 

* Понимаю (франц.)

 

 

Библиотека
Новости сайта
Получать информацию о театре

454091, Россия, г. Челябинск, ул. Цвиллинга, 15
  Челябинский государственный драматический
"Камерный театр"

kam_theatre@mail.ru
Касса театра: 8 (351) 263-30-35
Приёмная театра: 8 (351) 265-23-97
Начало вечерних спектаклей в 18.00

 Министерства культуры Челябинской области   Год российского киноМеждународный культурный портал Эксперимент  


 

Яндекс.Метрика