Виктория Мещанинова: Театр должен быть бесстрашным//Вечерний Челябинск, 2016, 25 ноября

На ее спектакли выстраивались длинные очереди, о них спорили зрители и критики, говорили в высоких советских инстанциях, а потом вызывали режиссера на красные дорожки и допытывались «с кем вы, мастера культуры?» Ей удалось создать авторский театр, а театру заполучить свой фестиваль, а еще вписать свою страницу в культуру нашего города.

Фото Юрия Ермолина

Мифы и легенды

Толчком для интервью с главным режиссером Камерного театра послужили сразу два повода: коллеги из Молодежного театра отмечали 50-летний юбилей и вспоминали добрым словом соратников, оставивших свой след на их «Аллее славы». Интерес упрочили грядущие юбилеи Камерного театра и творческой деятельности его главного режиссера. Это примирило Викторию Мещанинову, человека театрального, но не любящего излишней суеты и публичности, с необходимостью встречи.

- Театр – это мифы и легенды. Кино остается на пленке, а что остается от театра? В отличие от кино, он существует только здесь и сейчас, театр смертен, - пожимает плечами Виктория Николаевна на мою просьбу вспомнить, как все начиналось. А начиналось (см. выше) именно с тех самых спектаклей, которые Мещанинова ставила еще в ТЮЗе, играли во Дворце железнодорожников, потому что театральный зал не мог вместить всех желающих - «Роковая ошибка» и «Подъезд» .

- Бывают такие счастливые стечения обстоятельств, когда сходятся потребность зрителей, материал, язык, на котором театр разговаривает с публикой, и тогда получается такой вот взрыв – в театр просто повалила молодежь. Случился тот самый желанный контакт со зрителем, о котором мечтает любая труппа.

- Когда появилась мечта о собственном театре?
- Собственно об этом я и не думала, - качает головой собеседница. – А в Камерный попала благодаря обстоятельствам. Отработав в ТЮЗе, уехала по контракту за границу, и хотя была возможность там остаться, продлить контракт, я решила вернуться. Но время ушло, и место было занято, в общем, я осталась без работы. На тот момент из ТЮЗа выделилась группа актеров во главе с Евгением Фалевичем, ребята отправились в самостоятельное плаванье, но потом Женя решил уехать из страны и предложил мне подхватить коллектив. Четыре месяца мы вели переговоры. Я никак не представляла себя главным режиссером и никогда не хотела быть на этой должности, предпочитала работать очередным. Все-таки отвечать за весь театр очень сложно. Директором стал Алексей Николаевич Пелымский. Начались трудные 90-е, два года мы с ним барахтались, как могли, но надо было спасать коллектив: мы пришли к тому, от чего ушли – стали государственным театром.

Место под рампой

С тех пор Камерный театр встал в один ряд с остальными, но при этом умудрился сохранить свое место под рампой. Это театр авторский, но не в смысле принадлежности или пристрастия к одному автору, а в отношении наличия в нем личностного взгляда на проблему, материал, постановку вопроса. Камерный – единственный театр, основу репертуара которого на 80 процентов составляет современная драматургия.

- Театр – это современник того времени, в котором мы живем. Сегодня борьба за человеческие души не прекратилась, напротив, обострилась. И если театр не в состоянии разговаривать с нынешним зрителем, не находит повода или слов – зачем такой театр нужен современникам? – уверена Мещанинова.
- Это верно, как и то, что в современной драматургии много пустого, откровенно пошлого, неудачного, это отпугивает театры.

- У меня неоднозначное отношение к современным опусам: не выработаны ни стиль, ни принципы, развелось огромное количество графоманов – почему-то многие решили, что умеют писать пьесы. Но все равно в конечном итоге что-то должно свариться в этом бульоне. Приблизительно то же самое мы переживали в 60-е годы: провал и последующий взрыв. Какой появился кислород, взлет литературы, драматургии, театра. Сейчас нам нечем похвастаться, но я верую, что нечто подобное должно произойти. В России всегда так: чем хуже жизнь, тем выше взлет в искусстве – такая странная закономерность. Это нас спасает и удерживает от окончательного падения.

На двух стульях

Пока же в ожидании очередного бурного взлета под небеса, театрам живется несладко. Зато они получили полную свободу выбора – о чем мечтали все художники в пресловутом совке. И когда было труднее?

- В советское время правила игры были известны и понятно, чего хочет от нас власть. И это неплохо. Отнюдь. Мы сидели на двух стульях: выполняли госзаказ, делали «датские» спектакли (прим. спектакли, приуроченные к определенным датам, например, ко дню рождения комсомола), несли, так сказать, идеологическую функцию. Мы ее отрабатывали, и тогда удавалось прорываться творческим проектам. Сейчас мы тоже сидим на двух стульях, только стул другой – финансовый. Он тоже в руках государства, которое захочет даст денег, захочет – не даст. И требования другие: количество зрителей, спектаклей, план, который выполнить просто нереально. В результате возникает самоцензура: что нужно поставить, чтобы выполнить требования и выжить.

- Прекрасно. Почему сейчас нет таких спектаклей как «Роковая ошибка» или «Подъезд», когда очередь стояла за билетами, и театру даже приходилось арендовать большой зал? Публика потеряла интерес к таким сюжетам?
- Мы виноваты перед нашими зрителями, - вздыхает Виктория Николаевна. - Это мы, театры, в 90-е перестали серьезно разговаривать со зрителями и принялись их развлекать. В результате произошло тотальное понижение всего и вся, упрощение смыслов, позиций. Теперь разводим руками. А сейчас зритель может отказаться от серьезного разговора – ведь это надо думать, волноваться, к такой работе нужно быть готовым. И коллектив, который решится на подобный разговор, рискует быть непонятым. Хотя для меня совершенно очевидно, что театр должен быть бесстрашным, должен говорить о несовершенном в человеке.

Стратегию на ближайшее время главреж камерного определяет так:

-  … удержаться и не разбежаться. Конечно, хотелось бы работать на умного зрителя, предпочитающего думать и чувствовать, но, к сожалению, надеяться, что таких большинство, было бы заблуждением. Это не значит, что мы забросим все наши эксперименты. У нас две задачи: не отлучить тех, кто ходит и любит театр, но и привлечь потенциальных зрителей. Поэтому мы скорректировали планы – делаем ставку на истории для людей, ищем сюжеты, где в сложнейших перипетиях судьбы люди оказываются в состоянии по-человечески разрешать запутанные отношения.  Мне кажется, нужно перестраиваться, пересматривать что-то с точки зрения интонации, которая будет воспринята зрителем. Вот эту интонацию и будем искать.

     Уже сейчас пробую по-новому интонировать пьесу Улицкой «Мой внук Вениамин», параллельно ведутся переговоры с Михаилом Хейфецем по поводу его опуса «Спасти камер-юнкера Пушкина», и предварительное согласие автора получено.

Познакомить студента с самим собой

Актерский курс в институте культуры – другая точка притяжения для Виктории Мещаниновой. Уже не первый раз режиссер берет на себя педагогические функции, молодое театральное пополнение - сплошь ее ученики.
- Это все необходимо с точки зрения движения вперед, то, о чем я уже говорила. Каждое поколение привносит свою интонацию, свою энергетику, и такой коктейль очень интересен, продуктивен, идет на пользу театру.
- Вы предпочитаете самостоятельно растить актеров для своей труппы: вас не устраивают выпускники, их приходится переучивать, каким должен быть выпускник, чтобы попасть в ваш театр?

- Ответ один – нужен просто талант. Конечно, учеба и театр – это два разных пространства. Учеба – территория любви, опеки, период романтизма, иллюзий. Дальше театр требует других реакций, осмысления профессии и отдачи. Молодым дарованиям нужна живая вода, чтобы они расцвели, их нужно поливать, ими нужно заниматься, иначе ничего не получится.

- В чем главная задача педагога?
- Все, что может сделать педагог – это познакомить студента с самим собой. Научить никого нельзя, можно научиться – это давно известно. И второе: педагог должен вооружить студента всем необходимым для профессии. Признаюсь, сейчас я испытываю некоторую растерянность: у меня нет оснований убеждать студентов в том, что они сделали прекрасный выбор. Как я могу призывать их посвятить свою жизнь театру? Как с может жить и воспитывать ребенка на 20 тысяч?7777??? Сегодня у меня нет аргументов, кроме одного – если ты без этого не можешь жить. Поэтому тянуть в театр никого нельзя. Не все выдерживает, кто-то уходит. Печально, что уходят люди глубоко талантливые. И может случиться ситуация, когда в театре останутся те, которым просто некуда деться.

- Но в театре и при коммунистах больших денег не зарабатывали.
- Да, но было достоинство профессии, в театре было не стыдно работать. А сейчас просто недостойно жить с бесконечными преодоленьями.

Без пафоса, но с интонацией

- Если сказать, что все получилось – то надо закрывать театр, - категоричен главный режиссер в ответ на предложение подытожить 25-лет работы. – Театр постоянно должен быть в пути, двигаться. Как этого добиться и как понять, что театр давно сидит на перроне, его поезд уже ушел, а нам кажется, что мы мчимся в вагоне? Надо постоянно вливать новую жизнь, подпитывать свежей кровью. Самое страшное для театра – это консервация на себе самом.

- И вам это удается? Как получается избегать ошибок?
- Нет, ошибки были, грустные ошибки и с моей стороны в том числе, но бог уберег от ошибок роковых. Понятно, что все мы земные, грешные, и самое главное – как и каким ты выходишь из этой ошибки. Ты признаешь ее, извиняешься, выдыхаешь, а если упрямишься и настаиваешь, это приводит к беде. Это комплексы, проблемы внутреннего порядка. Оглянитесь, - Виктория Николаевна машет рукой на стенку позади меня.
Кабинет главного режиссера, как и полагается, увешан всевозможными табличками, грамотами, которые совсем не как полагается, перевернуты вверх тормашками.

- Все хотят поправить, - улыбается хозяйка. – А я не даю. Не надо к себе относиться слишком серьезно, с пафосом. От этого все проблемы.

Стратегию на ближайшее время главреж Камерного определяет как:
- ..удержаться и не разбежаться. Конечно, хотелось бы работать на умного зрителя, предпочитающего думать и чувствовать, но, к сожалению, надеяться, что таких большинство, было бы заблуждением. Это не значит, что мы забросим все наши эксперименты. У нас две задачи: не отлучить тех, кто ходит и любит театр, но и привлечь потенциальных зрителей. Поэтому мы скорректировали планы – делаем ставку на истории для людей, ищем сюжеты, где в сложнейших перипетиях судьбы люди оказываются в состоянии по-человечески разрешать запутанные отношения. Мне кажется, нужно перестраиваться, пересматривать что-то с точки зрения интонации, которая будет воспринята зрителем. Вот эту интонацию и будем искать.

Уже сейчас пробуют по-новому интонировать пьесу Улицкой «Мой внук Вениамин», параллельно ведутся переговоры с Михаилом Хейфецом по поводу его опуса «Спасти камер-юнкера Пушкина» и предварительное согласие автора получено.

                                                                   Беседу вела Виктория Олиферчук