«Ехал по пустынной местности

автомобиль и сломался. Один

из пассажиров предложил толкать

машину до ближайшего населенного

пункта, другой — попытаться

вызвать аварийку.

А программист сказал:

— Ерунда! Мы сейчас выйдем, перезагрузимся и снова войдем!». Этот анекдот я прочла лет пятнадцать назад в журнале, посвященном компьютерным играм. Юмор был непонятен. Сыну пришлось объяснять мне: речь идет о том, что люди, имеющие дело с копьютерами, порой не различают грани между реальным и виртуальным мирами. Вспомнила я этот анекдот на спектакле Камерного театра "Музыки и сигарет не хватит до весны…" Автор пьесы "Norwau. Todey" Игорь Бауэршима – немец чешского проихождения, живущий в Швейцарии, рассматривает именно такую ситуацию, когда все смешалось в голове юзера (пользователя компьютером).

Некоей девушке, обозначенной, как Юля, расхотелось жить. Почему? Не важно. Как существо, чувствующее себя привычнее во всемирной сети ,чем дома Юля, выходит на сайт потенциальных убийц и находит там себе напарника по уходу в мир иной— такого же непонятно с чего разочаровавшего­ся в жизни Августа.

 Помните у Маяковского? «Вы ушли, как говорится, в мир иной. Пустота. Летите, в звезды врезыва­ясь...». Персонажи пьесы выбирают себе будущую смерть именно такой. Они уезжают на пустынный берег норвежского фьорда, с обрыва ко­торого и намериваются спрыгнуть.

Очутившись «смертной бездны на краю», они не испытывают воп­реки утверждению Пушкина упое­ния. Они не чувствуют даже стра­ха. (Смерть? Перезарядимся и сно­ва войдем. Таково их мироощуще­ние.) Игорь Бауэршима предлага­ет нам не житейскую ситуацию, а нечто вроде уравнения с двумя не­известными, где нам остается на­блюдать, к какому результату при­ведут варианты решения взаимоот­ношений икса и игрека.

Персонажи практически лише­ны индивидуальности. Это не не­достаток пьесы. Таков тип драма­тургии, очень распространенной сейчас в Европе: что-то вроде про­токола лабораторных испытаний. Вспомните хотя бы пьесу «Девуш­ка и смерть», показанную на последней «Камерате» швейцарским театром «Барака», где очень акту­альная житейская ситуация — лишь прецедент в диспуте о границах законопослушности.

Вот и здесь — юзеры под микро­скопом. Лабораторные условия дол­жны быть максимально чистыми поэтому отсекается все, что услож­нит ситуацию: происхождение пер­сонажей, мир, в котором они вырос­ли (семья, друзья, любимые или от­сутствие таковых, образование, ин­тересы, мечты, если таковые есть привычки и т.д., и т.п.). Размыты характеры. Ясно, что Юля более лидерна. Август — ведомый. А так — они сами отгородили себя виртуальной стеной от реального мира. От этого и идет отсчет.

Похоже, драматургу совсем неважно, чтобы зрители полюбили созданных его воображением пер­сонажей, сопереживали им. Он даже не пытается своим произве­дением предупредить человечество об опасности подмены одного мира другим, просто предлагает картину происходящего. Размыш­ляйте, если захотите.

А для российского театра и вос­питанного им зрителя нужны эмо­ции, нужны симпатии и антипа­тии, вызванные тем, что на сцене.

Театру, берущему в работу пье­су, подобную "Norway.Todey"предстоит найти компромисс меж­ду холодной расчетливостью дра­матургии и необходимостью вы­звать живой отклик зала.

Конечно, кое-какие зацепки есть в пьесе. Когда Юля и Август решают перед самоубийством заняться любовью и обнаруживают, что у них нет  презерватива, а это грозит нежела­тельной беременностью или переносом  венерических болезней, если они есть, это та смесь трагического и смешного, что сама по себе вызывает грустный смех в зале. Или когда они наблюдают северное сияние, которое раньше на своих мониторах не виде­ли... Но таких моментов в пьесе мало.

И театр (режиссер-постанов­щик Олег Хапов, художник-поста­новщик Алексей Вотяков, режис­сер по пластике Елена Красильникова, артисты Марина Гез и Петр Артемьев) пытается задолго до на­чала собственно действия настро­ить зрителей на восприятие зрели­ща, почти очищенного от бытовой достоверности, где движение тела, жест говорят больше, чем слова. А сам спектакль, сжатый, плотный, энергетически насыщенный, не сразу, но уверенно овладевает вни­манием зала, где зрители (порой не подозревая об этом) чувствуют себя математиками, решающими увле­кательно сложную задачу, радость от решения которой и есть та эмо­ция, что необходима, чтобы появи­лось спасительное сопереживание.

Понять, полюбить современ­ную драматургию, найти ключи к ее многообразным проявлениям способен далеко не каждый театр, не каждый режиссер или сценограф. В Камерном театре под руко­водством Виктории Мещаниновой это основной репертуар. Этот театр можно с полным основанием на­звать лабораторией современной пьесы. Здесь много шишек понаби­вали на рискованном пути, но и ос­новные успехи Камерного связаны именно с постановками современ­ной драматургии.

Олег Хапов — режиссер, то ухо­дящий из Камерного, то возвраща­ющийся в этот театр, имеет на сче­ту немало постановок классики (в основном в ТЮЗе), но и Гоголя, и Чехова он предпочитает видеть в инсценировках Олега Богаева, а в Камерном («Детектор лжи» Васи­лия Сигарева), в магнитогорской драме («Без правил» Бориса Федорова), учебном театре ЧГАКИ («Ка­нотье» Николая Коляды) он дает интересные примеры работы имен­но с пьесами современных драма­тургов. «Nerwau. Todey» — очеред­ная ступенька упорного подъема по этой шаткой лестнице. На мой взгляд, вполне удачно пройденная.

У Алексея Вотякова опыт рабо­ты с современной драматургией не меньший и тоже удачный. На од­ном из фестивалей «Сцена» он стал лауреатом за сценографию спек­такля «Блин-2» Алексея Слаповского в магнитогорской драме. И в нынешнем случае безвоздушное пространство, ограниченное ком­пьютерным экраном, выразитель­но и по-театральному элегантно.

Что же касается артистов Мари­ны Гез и Петра Артемьева, то у них получилось, не разрушая заданные драматургом образы не столько жи­вых людей, сколько наглядных по­собий для иллюстрации опыта, сде­лать Юлю и Августа все же заслу­живающими не только внимания зала, но и сопереживания. И в этом им очень помогла режиссер по пла­стике Елена Красильникова.

Стильный получился спек­такль.

И — современный. Не только по стилю постановки, а, прежде всего, поактуальности. Очередное изобретение человечества, как и большинство ранее созданного, несет ему и благо, и опасность. Как распорядится этим общество, как избежать его сетей (в данном слу­чае слово «сеть» еще и название новшества) каждому отдельному человеку — проблема.

Театр не решает проблем, он предлагает над ними задуматься.

А название рецензии взято из текста пьесы.