ПЕТРУШЕВСКАЯ Л. "Лестничная клетка"

http://biblioteka.teatr-obraz.ru/node/2458

Пьеса предоставлена Ольгой Амелиной

(Библиотека драматургии - http://lib-drama.narod.ru)

 

Л.Петрушевская. Любовь

Москва, Изд-во "Искусство", 1989

OCR & spellcheck: Ольга Амелина, июнь 2005

 

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

 

С в е т а.

Т о л я.

Е в г е н и я И в а н о в н а, мать Светы.

 

 

Комната, тесно обставленная мебелью; во всяком случае, по­вернуться буквально негде, и все действие идет вокруг боль­шого стола.

Входят Света и Толя. Света в простом белом платье, с небольшим букетом цветов. Толя в черном костюме. Некоторое время они молчат. Света снимает туфли и стоит в чулках, потом она садится на стул. Когда она надевает домашние тапочки — на усмотрение режиссера, во всяком случае, это имеет значение, процесс надевания Светой до­машних тапочек.

 

Толя. А где мама твоя?

Света. Она пошла в гости.

Толя. Ну, что же...

Света. Поехала, вернее. К родным, в Подольск.

Толя. Давно?

Света. Сразу... после нашей записи.

Толя. Насколько я представляю, туда часа полтора в одну сторону.

Света. Меньше. Час пятнадцать с метро.

Толя. Устанет. Обратно ехать ей будет поздно. Все-таки По­дольск, шпана.

Света. Она не любит нигде ночевать.

Толя. Ну, что же...

 

Пауза, во время которой Толя немного ближе подходит к Свете.

 

Света. Ты... есть будешь?

Толя. Меня хорошо отравили в этом ресторане.

Света. Мне понравилось.

Толя. Меня отравили.

Света. Нет, мне понравилось.

Толя. С непривычки.

Света. Нет, мне просто понравилось, как там кормят.

Толя. Цыпленок табака?

Света. Почему цыпленок. Я ела бефстроганов.

Толя. Ты завтра на себе почувствуешь, что значит бефстрога­нов. Они на каком масле это готовят, знаешь?

 

Толя подходит к Свете, и вот тут она может отойти на другую сторону стола искать домашние тапочки под скатертью.

 

Света. Мне понравилось.

Толя. Цыпленок табака был хорош только для зубного врача.

Света. Я ела бефстроганов.

Толя. А цыпленок годился лишь только для зубного врача.

Света. В смысле?

Толя. После него срочно надо чинить зубы.

Света. У тебя плохие разве зубы?

Толя. У меня зубы отличные, ни разу не болят.

Света. Тогда что тебя волнует?

Толя. То, что, кроме костей, нечего было есть.

Света. Поменял бы, попросил официантку.

Толя. Не люблю подымать хай в ресторанах.

Света. Ты все равно поругался ведь с официанткой вначале.

Толя. Но это не от большой любви. Посадила за стол с крош­ками, объедками.

Света. Кто сажал? Ты сам скорей сел.

Толя. Кругом столько столов пустых, а они говорят — по­дождите.

Света. Подождали бы.

Толя. У тебя ведь нога стертая.

 

Фраза производит какое-то действие, которое вполне мож­но назвать как бы звуком лопнувшей струны.

 

Света. Я из-за этих туфель прокляла все на свете. Бегала, бегала за ними почти весь этот месяц, в результате взяла на полномера меньше и только позавчера.

Толя. Это когда я тебе звонил?

Света. В этот день.

Толя. Трудно было достать?

Света. Да белых нигде не было. Лето.

Толя. Заранее надо было.

Света. Да так как-то.

Толя. В конце концов, написала бы мне. Адрес я тебе свой оставлял.

Света. Я тебе тоже адрес оставляла.

Толя. Я все бегал с дома продажей.

Света. Я работала.

Толя. Там у нас, в моем бывшем городе, можно неожиданно что-то достать. На толкучке по субботам с рук продают.

Света. Я не люблю с рук, от покойника может быть.

 

Пауза. Толя стоит.

 

Толя. У нас после зимы там, в моем этом бывшем городке, немецкое кладбище начало оттаивать, рушилось. Представ­ляешь? Зимой кое-как, знаешь, забросали, и вся любовь, а весной стало проседать. Мой приятель там отхватил два красных сапога — один сам из земли показался, а за вторым пришлось порыться, и в самом неожиданном месте, как бы ногу оторванную в головах положили, причем валетом. (Смеется). А что, мясо с костями вытряхнул, на базаре выменял. Дорого взял. Вымыл, правда, в озере. Да в озере немцы весной дыбом вставали, льдина на льдину налезала. Там мыть то же самое.

Света. Фу.

Толя. Это я в подтверждение тебе. Кто-то эти сапоги купил.

Света. Фу как.

 

Толя долго смеется. Он все еще стоит.

 

Толя. Вообще-то надо умыться после этого посещения ресто­рана. Где-то тут был мой чемодан, там полотенце.

Света. Да возьми там в ванной, наши красные висят.

Толя. Во-первых, если уж на то пошло, негигиенично, общее полотенце.

Света. Я тебе другое наше дам, тоже красное.

Толя. Как различать будем?

Света. Я тебе зайчика вышью.

Толя. Зачем? На самом деле у меня тут целое приданое. Прос­тыни есть, пододеяльники даже.

Света. На своих собираешься спать?

Толя. Жизнь подскажет.

Света. Я с мамой лягу, а ты постелешь себе. Тогда твое приданое не пропадет.

Толя. Не пропадет мой скорбный труд. Я стирал и гладил все свободное время. Покупал, стирал и гладил.

Света. Сам?

Толя. Я один, как ты знаешь. В моем родном городке тоже был один, хотя мама в свое время не согласилась меня же­нить на одной местной девочке. Сказала, что у нее родители до третьего колена ей известны и все воры. Так что я все стираю себе и глажу до сего времени сам.

Света. Вас там в нахимовском приучили вальс танцевать и стирать.

Толя. Ты со мной зря не пошла вальс.

Света. У меня нога стертая, ты бы мог пригласить Кузне­цову.

Толя. У нее свой муж для этого есть и сидел.

Света. Он бы не обиделся, если бы ты Кузнецову пригласил.

Толя. Да, он бы не обиделся.

Света. Главное, два дела тебя приучили в нахимовском: танцевать и простыни стирать. Одно другое дополняет, идеал настоящего мужчины.

Толя. Почему же? Мы в нахимовском были на всем готовом, простыни стирать не приходилось. Это вообще дело не та­кое. Не умею. Даже когда я на буровой работал в степях Казахстана, и то у нас повариха стирала. И в Свердловске я ведь на квартире у хозяйки жил, по договоренности опять-таки с ее простынями.

Света. Ты это все рассказывал.

Толя. Я про простыни впервые. Первый раз в жизни простыни стирал, когда к тебе собирался. Купил, выстирал в порошке и прогладил. На купленных сразу ведь спать не будешь, через сколько рук прошли: швеи-мотористки, не говоря уже о ткачах, потом ОТК, потом на складе, дальше продавцы, покупатели.

Света. Молодец. Гигиену соблюдаешь.

Толя. Да, я аккуратный парень, брезгливый.

Света. Брезгуешь нашими-то полотенцами?

Толя. Я? Нет. Зачем.

Света. А почему свои привез?

Толя. Ну так как же... Ведь я знаю. У вас на самом-то деле не густо.

Света. Не густо, но я всегда к Новому году сама себе подарок делаю: две новые смены покупаю, и спим на чистом.

Толя. Первое дело. Мы тоже так будем делать, я тебе буду дарить. В нашей семье.

Света. Где это ты видишь — в нашей семье? Может, ничего еще и не будет.

Толя. Поглядим, увидим. (Подходит к Свете и неожиданно для самого себя кладет ей руку на грудь.)

Света (отшатываясь). Уйди-ка.

Толя. Ну что ты. Что ты. Чего боишься. Ничего не будет.

Света. Ты где, в порту находишься? Матрос дальних странст­вий. (Ее разбирает смех.)

Толя. Ну зачем ты. Ты моя жена.

Света. Фактически нет и не думай.

Толя. Это дело пустяка.

Света. А будешь приставать, так поедешь к себе.

Толя. Куда? Куда я поеду?

Света. А куда знаешь. (Все еще посмеивается.) К своей маме.

Толя. Она ведь у моей сестры живет. Там некуда.

Света. Тогда к себе в Свердловск. К хозяйке.

Толя. Я оттуда уже выписался. Все! Отовсюду выписался, дом материн в родном городке продал. Я нигде! Вот стою тут, у твоего стола, пока у твоей матери.

Света (посмеиваясь). Стоишь — так садись.

Толя. Не надо. Обождем, постоим.

 

Пауза. Толя все воспринимает всерьез.

 

Света (посмеиваясь). Пристает!

Толя. Как это получается, что муж к жене пристает? Этого не может быть на самом-то деле. Муж жену уважает, и все.

Света. Оставим разговор.

Толя. Мама ведь уехала специально, ради чего страдала, к чужим людям ночевать собиралась?

Света. Я еще раз тебе повторяю, что она ночевать не любит. Она ничего про ночевку там не говорила, значит, не будет. Она что говорит, то и делает, и я такая.

Толя. Это хорошо. (Задумывается.)

Света. Я говорю только то, что думаю, я ни от кого не за­вишу, зачем мне придумывать что-то, врать, потом опять придумывать дальше. Говорю, что думаю.

Толя. Но она еще не скоро, чего ты боишься.

Света. Мы сколько в ресторане просидели, во-первых. Во-вторых, откуда ты взял, что я боюсь? Я не боюсь. Я вообще не имею привычки говорить неправду. Что ты тогда обо мне знаешь? Я всегда говорю то, что есть, и я не боюсь. Ты меня не знаешь. Мне нечего бояться. Ты ничего обо мне не знаешь.

Толя. Я к тебе присмотрелся за пять лет учебы.

Света. Присмотрелся, но не знаешь.

Толя. Я все знаю, но не хочу знать. Около тебя вертелись двое, но не решились.

Света. Не будем меня обсуждать, договорились? Если ты ме­ня спросишь, я скажу тебе честно.

Толя. Мне нечего тебя спрашивать, я тебя узнал за пять лет учебы в университете.

Света. А я вот тебя вообще не знаю. Ты учился в другой группе, мы закончили, ты ко мне ни разу даже не подошел за те самые пять лет. Ни на вечерах, нигде.

Толя. Это значит, я наблюдал и сравнивал.

Света. Потом вообще взял распределение в Свердловск, уехал. Нужна я тебе была, если ты уехал? Так не бывает. Уж если любит кто кого, зачем ума искать и ездить так далеко, так Грибоедов писал. Помнишь, Мамонов читал нам на тему этих слов целую лекцию о различии женского и мужского?

Толя. Я все эти годы подбирал, и отпадали одна за другой все кандидатуры.

Света. Что есть назначение женщин в этом мире и что удел мужского начала.

Толя. Я и уехал в Свердловск, ничего не решив.

Света. Все отпали?

Толя. Я уехал в Свердловск, ничего не решив.

Света. Полюбил бы хоть раз одну, не отпала бы.

Толя. Я не могу любить. Что с меня возьмешь. Я не умею. Я моральный урод в этом смысле. Я не умею. Я тебе ска­зал. Я честно тебе все сказал: не люблю никого, но я хочу жениться на тебе. Хотел, вернее.

Света. Теперь не хочешь?

Толя. Теперь женился с сегодняшнего дня.

Света. Говорят, что это проверяется так: спросить мужчину, женился ли бы он на своей теперешней жене еще раз, что ты на это ответишь?

Толя. Ты мне подходишь, ты по всем наблюдениям как раз то, что мне надо. Я много смотрел, что ты думаешь? Я по­ступил в университет уже двадцати пяти лет.

Света. Ты уже это рассказывал сегодня.

Толя. И опять могу повторить: кандидатур было много, и они одна за другой отпали. Кроме тебя. Кроме тебя.

Света. Ты же меня не любишь, ну скажи.

Толя. А что теперь поделаешь. Я честно говорю, не скрываю, из всех одна ты мне подходила. Но что я мог тогда, когда было распределение? Ты меня вообще не знала, подойти и предложить? Разве ты бы за меня пошла тогда замуж, непо­средственно перед распределением? Нет, конечно.

Света. Нет, конечно.

Толя. А теперь вышла за меня. Вот и весь разговор на самом деле.

Света. Ты приготовился к этому за два года? Выжидал, что ли?

Толя. Как сказать, что значит выжидал. Не то чтобы и выжидал, и готовился, помнил, не это. Я тебя не любил. Но я тебя наметил еще в университете. А потом проходит два года, мать пишет мне в Свердловск, что продает дом в моем род­ном городке, свой родовой дом, мое имение, на которое я уже не рассчитывал, потому что мне в моем родном городке уже ничего не светило.

Света. Почему? Поселился бы.

Толя. Мне там не было работы на самом деле. Ну, мать мне пишет, что продает дом и переселяется к Тамаре. И чтобы я поехал и продал, и треть от всего будет моя. А дом хо­роший и двухэтажный почти. Я ехал в мой родной городок через Москву, впереди светили деньги, и я решил зайти к тебе.

Света. Ты мне это уже все совершенно так и рассказывал, и хватит об этом.

Толя. Но это действительно так, что же теперь сделаешь.

Света. У тебя как будто не у всех людей. Все говорят одно, подразумевают другое, а догадываются, что все совсем еще по-другому, и при этом не подозревают, насколько они ошибаются.

Толя. Я говорю то, что на самом деле.

Света. Ты высказываешь все, и больше тебе ничего не остает­ся высказывать, дальше уже идут одни повторы.

Толя. Это действительно, ну что ж.

Света. У тебя как будто существует только одна главная мысль, и больше, кроме этого, за душой ничего, одна эта твоя правда.

Толя. Так оно и есть.

Света. А вот я думаю, что ты такой же как все и как я. И ко­гда ты так упорно начинаешь придерживаться своей версии, я начинаю подозревать, что за всем этим кроется все со­вершенно другое.

Толя. Ничего другого, что ты. Я не вру почти что никогда. То есть я могу говорить неправду, если я не знаю чего-то. Но то, что я знаю, я говорю точно.

Света. А ведь ты знаешь, что дело обстоит совсем не так, как ты мне это тут изобразил. И ты это знаешь на самом деле, и я это знаю.

Толя (монотонно). На самом деле ничего подобного просто. Слушай, как было дело: я поступил в университет двадцати пяти лет, я был уже немолодой для себя и собирался же­ниться, но присматривался, поскольку был немолодой. Одна за другой кандидатуры отпадали, и уже к диплому осталась одна лишь ты. Я уже знал, что любить никого не способен, и мало того — через сколько-то времени наблюде­ния за кем-нибудь возникало острое чувство неприязни. Только по отношению к тебе этого не было. Только по от­ношению к тебе. Сначала просто у меня к тебе ничего не было, ровная, спокойная полоса, а потом, перебирая все в уме, я туманно стал догадываться, что эта спокойная, ровная полоса отношения что-то значит. То есть, что это «ничего» и есть самое ценное и оно больше мне нужно, чем что-нибудь, чем любые другие отношения. Но мы получили распределение, ты осталась в Москве из-за болезни матери, а я не мог тебе ничего предложить и уехал в Свердловск. То есть я сам еще на самом-то деле только начинал обо всем догадываться, и это продолжалось в Свердловске. Там я ра­ботал два года, и опять тот же эффект, никто мне не понра­вился. Всегда при всем оставалась одна только ты, при всем вычитании других ты была в остатке. И вот мама пишет мне, что продает дом и что треть, если я его продам за ту цену, которую мне удастся, будет моя. Я сразу же ушел с работы, выписался из Свердловска, мысль работала очень четко, и поехал продавать дом через Москву. Я не знал еще, за сколько можно продать в моем родном городке хороший двухэтажный дом, но сколько-то денег светило впереди, тем более что я в Свердловске откладывал. Я пришел к тебе в библиотеку и сделал предложение тебе. Просил ответить на следующий день, с тем чтобы подать заявление в загс. И ты согласилась. Вот все.

Света. А если бы я не согласилась?

Толя. Ты бы согласилась. Я на это шел.

Света. Ты точно был уверен.

Толя. А як же.

Света. Ни капли сомнения?

Толя. В том все и дело, я это знал с самого начала. Я шел на то, что ты такая.

Света. Какая?

Толя. Вот такая, как ты есть.

Света. Но ты же меня не любишь. Правда?

Толя. Я тебе уже объяснил и, если хочешь, могу еще раз по­вторить. Я не привык обманывать сам себя, я в течение пяти лет анализировал, и все кандидатуры отпадали одна за дру­гой.

Света. Оставь, я это уже слышала. Это не все и даже совсем не то.

Толя. Все то.

Света. На самом деле ты в университете любил.

Толя. Я? Кого?!

Света. Ты знаешь кого.

Толя. Я?

Света. Ты любил Кузнецову.

Толя. Нет.

Света. А она вышла за Кольку Лобачева.

Толя. Да нет!

Света. Она вышла за него.

Толя. Я говорю: нет, не любил. Я не могу любить никого. Совершенно не могу, это не в моих силах.

Света. Как бы там ни было, Кузнецова мне говорила, что ты ей делал предложение. На лестнице. Вот так.

Толя. Нет!

Света. Да говорила, говорила, успокойся.

Толя. Что я ей сказал, так это вот что: «Выходи замуж». И все. Так ей сказал просто: «Выходи замуж».

Света. Это оно и есть.

Толя. Это совет.

Света. Ты мне тоже так сказал.

Толя. Не совсем. Это разница.

Света. Я просто уже знала твою формулу предложения.

Толя. Не совсем, это дело интонации и обстановки. Я тебе сказал: «Выходи замуж», ты сказала: «За тебя?», я сказал: «Да». А Кузнецовой я совет дал: «Выходи замуж», она ска­зала: «Да кто меня возьмет», а я промолчал. Это формула — она двойная, из двух моих фраз. «Выходи замуж» и «да» в случае моего предложения. А в случае простого совета я вторую фразу не говорю, я многим так советовал выходить замуж.

Света. Многих же ты любил.

Толя. Опять-таки говорю — нет. Я и Кузнецову не любил, я не могу любить, что же с этим поделаешь. Я не могу никого любить и никогда не мог. Еще в нахимовском все влюбля­лись, а я не мог.

Света. Ты любил и эту азербайджанскую, Фариду.

Толя. Откуда!

Света. Ты к ней ходил, правда?

Толя. Но я же мужчина, ты не понимаешь?

Света. Да ты ее просто любил, а она тебя погнала.

Толя. Я ушел сам, самостоятельно, когда понял, что она мне по всем обстоятельствам не подходит. Чем больше я к ней приглядывался, тем больше меня от нее отталкивало. Я же тебе говорил о тех кандидатурах, которые у меня были. Одна за другой эти кандидатуры отпадали.

Света. А какие еще были кандидатуры?

Толя. Да господи, как ты думаешь! Я взрослый мужик, сна­чала служил на подводной лодке, слава богу, из-за кровяного давления списали. Куда податься? Я на буровую, в степи Казахстана, а там из женщин всего одна была повариха, да и то у нее был муж и хахаль, а ей было пятьдесят три годочка! Как ты думаешь, после этих переживаний я посту­пил в Московский университет, у меня не разбежались глаза?

Света. Ну какие, какие кандидатуры были у тебя, ну какие?

Толя. Все, весь курс! Буквально весь факультет и все общежи­тие, можешь считать, было у меня кандидатур.

Света. Ты говоришь неправду.

Толя. Я никогда не вру, только по мелочам.

Света. Ты говоришь неправду. На самом деле ты всех любил.

Толя. Я не могу любить, я на это совершенно не способен. У меня нет этой способности. О! Падает давление! Затылок словно сковало. Видимо, будет дождь. Сейчас я покраснею.

Света. Маму застанет дождь.

Толя. По моему давлению можно предсказывать погоду за пять минут перед дождем. Я покраснел?

Света. Мама вымокнет из-за меня.

Толя. Я покраснел?

Света. Не очень.

Толя. Возможно, дождя не будет. Тут надо точно смотреть. Смотри.

Света. Не знаю.

Толя. Смотри внимательней.

Света. Ну, я не знаю.

Толя. Ты покраснела.

Света. Будет дождь со снегом, да?

Толя. Не знаю, что будет.

Света. Мне просто хочется тебе сказать вот что: ты всех любил, кроме одной.

Толя. Кого это?

Света. Да так.

Толя. Я повторяю, что вообще не любил ни одной.

Света. Но тебе нравились.

Толя. Кто?

Света. Кандидатуры.

Толя. С этим я спорить не буду. Кандидатуры, конечно, мне нравились, как дикому человеку из нахимовского училища.

Света. Ну так не все ли равно, как назвать — нравились или любил?

Толя. Любить и нравиться — разные понятия, просто разные.

Света. Ты откуда знаешь? Ты ведь не любил никогда, ты не можешь сравнивать.

Толя. Да, я не любил никого и никогда, я не в состоянии просто любить. Я урод в этом отношении.

Света. Будем называть любовью то, что тебе все нравились. Просто назовем так. Неважно, как называть. Ты всех любил, тогда ты и меня любил?

Толя. Я не могу любить.

Света. Но тебе нравились твои кандидатуры?

Толя. Сначала да, а потом меня от них как бы отбрасывало.

Света. Не тебя отбрасывало, а тебя отбрасывали.

Толя. Нет, именно меня как бы отбрасывало. Я часто в мыс­лях применял это выражение: снова меня отбросило. Как бы отбросило. Что поделать, я отметал одну кандидатуру за другой.

Света. Но меня ты выделял одну из всех?

Толя. В какой-то степени да.

Света. А все тебе нравились.

Толя. Я тебя выделил одну из всех, но на самом деле потом.

Света. До выпускного вечера?

Толя. До? Нет, после. Гораздо после, и в Свердловске я по-настоящему о тебе стал думать. Ты меня как-то устраива­ла, успокаивала, ты мне часто вспоминалась как единствен­ная.

Света. Но на выпускном вечере ты танцевал опять-таки с Фаридой.

Толя. Она ведь уезжала навсегда, прощальный вальс.

Света. А Кузнецова была уже с животом.

Толя. Я, представь себе, не помню. Ты все помнишь.

Света. Тогда давай все это дело сведем к одному. Тебе все нравились, ты всех, скажем, любил.

Толя. Опять нет.

Света. А меня из всех ты выделял. Я была как бы обратный пример.

Толя. Ты — да, ты другое дело, я говорил.

 

Света тяжело замолкает.

 

Света! Свет! Светоч! А?

Света. Ты потому и думал обо мне как о последнем варианте, который остается, когда все другие отпадают. Последний запасной вариант, который не подведет уж при всех усло­виях. Так?

Толя (идет к Свете). Иди сюда.

Света (идет от него вокруг стола). Самый простой и легкий путь оставлен на потом. Где тебе не откажут, не мордой об стол. Ты меня одну никогда и не любил.

Толя. Я никого... (Садится.) А что такое любить? Что хорошего? Что это дает? Вон твоя же Кузнецова любила Колю страстной ответной любовью и вышла за него, а теперь они друг другу так показывают (крутит пальцем у виска), она его называет «маньяк сексуальный», а ребенок сидит на горшке посреди комнаты и орет.

Света. Ты откуда это знаешь?

Толя. Я ночевал у них. Две ночи.

Света. Значит, ты у них скрывался.

Толя. Почему скрывался?

Света. А как называть? Позвонил только за два дня до свадь­бы и снова исчез. Конечно, скрывался. Могли бы вместе по­ходить, что-то сделать.

Толя. Я кольца купил, что еще надо было, месяц назад купил и тебе отдал на сохранение.

Света. Но что теперь говорить, что это был за месяц.

Толя. Был хороший месяц, я прожил хорошо и в ожидании много сделал, думал тебя увидеть.

Света. А тогда почему ты приехал в Москву и меня не захо­тел увидеть? Позвонил только: встретимся в одиннадцать, я приведу свидетелей.

Толя. Ужин заказал в ресторане.

Света. Мы так хорошо могли походить, погулять это время.

Толя. Но как-то оно прошло, и теперь самое главное есть, то есть мы без помех поженились и не передумали. Встре­тились бы до свадьбы, пошли бы разговоры, кривотолки у нас, что, да как, да кто любит.

Света. Сейчас-то все равно мы разговариваем.

Толя. А сейчас все уже позади.

Света. Какой хороший был месяц! Листья пахли.

Толя. Да?

Света. Я много не спала.

Толя. Все прошло.

Света. А ты приехал, сразу к Кузнецовой ночевать пошел. Пошел навещать свою старую любовь.

Толя. Мне надо было переночевать.

Света. Не обязательно.

Толя. Как не обязательно, человеку же надо ночевать, спать.

Света. У нас бы поночевал.

Толя. Неудобно.

Света. Сегодня-то ты собрался здесь ночевать?

Толя. Да. Но сегодня мы уже поженились. Расписались.

Света. Значит, сегодня тебе не будет неудобно?

Толя. Сегодня по закону.

Света. По закону не стыдно. По бумажке. А только ведь бумажка появилась, все остальное то же самое.

Толя. Это многое меняет.

Света. Ты получил право теперь надо мной?

Толя. Конечно.

Света. А как ты можешь? Ты ведь меня не любишь. Как же ты сможешь ко мне прикоснуться?

Толя. Как муж прикасается к жене. (Не двигается с места.) Ты теперь моя жена.

Света. И не подходи ко мне, ты меня не любишь.

Толя. Только теперь я тебя узнаю.

Света. Конечно, ты думал, что если все тебя отбросили, то я не отброшу.

Толя. Только теперь я тебя узнаю, почему те двое не решились.

Света. Тебя же все отбросили, сто пятьдесят человек.

Толя. А были серьезные причины у них, и один это почувст­вовал, и второй. Один за другим. Теперь я понимаю.

Света. Кузнецова с удовольствием рассказывала, как ты стоял на лестнице и трясся и повторял: «Выходи замуж», а она в ответ: «Да кто меня возьмет, да не за кого, и кому я нуж­на». А сказать «Мне нужна» побоялся, потому что знал, что ответят.

Толя. Я покраснел?

Света. Ты покраснел.

Толя. Будет дождь.

Света. Мама промокнет, зонта не взяла. Теперь я понимаю, почему ты два дня в Москве проводил без меня. Ты боялся, что я тебя тоже раньше времени отброшу.

Толя. Нет. Я мамы твоей стеснялся.

Света. Ты же ведь знал это и шел на это, я сказала, что мама всегда будет жить с нами, что я всегда буду жить с ма­терью, даже когда мы построим твой кооператив.

Толя. Да живи, кто мешает.

Света. Я сегодня лягу с мамой, ты у нас переночуешь на своих стираных-глаженых, а завтра пойдем подадим на аннулирование брака.

Толя. Я пойду ночевать к Коле.

Света. Зачем, только новости придется носить, рассказывать, что и как. Кому это важно. Переночуй здесь. Ты на моей кровати, будет удобно, как в поезде. Ни в чем тебе не идут навстречу, ни в одной женитьбе.

Толя. Неизвестно кому повезло.

Света. Вообще, знаешь? Действительно, собирай свой чемодан и иди, и можешь сказать, что тебя опять отбросило.

Толя. А мне его не надо собирать, я его не разбирал.

Света. Вот и иди.

Толя. Аннулировать как будем?

Света. Не знаю, все равно. Ты иди подай заявление, я подам свое. Чего мы вместе пойдем, дружной семьей?

Толя. Тогда извини.

 

Входит Евгения Ивановна.

 

Евгения Ивановна. Добрый вечер.

Света. Ты, мам? Чего это ты так рано?

Евгения Ивановна. Добрый вечер.

Света. Еще вечер.

Евгения Ивановна. Добрый вечер.

Толя. Вечер добрый.

Евгения Ивановна. Вечер добрый, зять.

Света. Мам, что ты?

Евгения Ивановна. Что я рано приехала? Да я поехала было в Подольск, а потом раздумалась, что я без приглаше­ния, заранее не предупредила, все ведь у нас не как у людей, все неожиданно навалилось: тут и туфли, и платье, и но­чевка. С бухты-барахты ночевать собралась у людей. Кто мне они? У меня есть своя, кстати, кровать, я никому на ней не помешаю, уши заложу. Я здесь живу и никуда не денусь, хоть лопните.

Толя. Да я ухожу, не беспокойтесь.

Евгения Ивановна. А я вам не помеха, делайте что надо.

Толя. Я все равно ухожу, совсем.

Евгения Ивановна. А, уходишь, ну иди. Ты мне сразу не подошел, думаю, чего моя Светка страдает. А ему нужна московская прописка, только всего, фиктивный, оказывается, брак.

Толя. Почему фиктивный?

Евгения Ивановна. Да не пудри мозги, не пудри. Никто хуже моей Светы не нашелся на него позариться.

Толя. Зачем так говорить?

Евгения Ивановна. Нужен ты нам. Мы и вдвоем пре­красно проживем, хоть обе старые, обе больные, но про­живем. Я без мужика, в холодной постели тридцать лет сплю, и она поспит. Лучше, чем с тобой. С тобой только трудности одни житейские будут. Иди без оглядки.

Света. Почему он должен уходить? Ему некуда уходить. Он здесь имеет все права.

Евгения Ивановна. Да он сам хочет уйти, ты не ви­дишь?

Света. Что ты вмешиваешься?

Евгения Ивановна. Это моя комната, посторонним здесь нечего делать. Я же вижу, я не слепая. Постель-то немятая. Фиктивно за него замуж вышла, зачем тебе этот позор-то? Штамп захотела получить?

Толя. Она не фиктивно, мы не фиктивно.

Света. Может, нам вообще лучше уйти? Толь, пошли отсюда.

Евгения Ивановна. Да что ты-то собралась! Я его не пускаю, он все нахрапом действует, а увидишь, получит про­писку, построит квартиру и нас погонит, вот увидишь. Я его не пускаю. Он только обрадуется уйти. Иди, иди. Один день побыл в Москве — предложение, а она приняла. Потом исчез, где неизвестно время проводил, а ты все ждала, все бегала к телефону за других. Уходи-ка, не стой на дороге. (Наступает на Толю.)

 

Он отступает к двери.

 

Света. Толя, подожди, я оденусь, подожди-ка. (Надевает туф­ли, морщится.)

Толя. Надень другие, эти режут.

Евгения Ивановна. Куда ты за ним побежала?

Света. Растоптанные?

Толя. Неизвестно, сколько ходить придется.

Евгения Ивановна. Иди, иди. Вот тебе чемодан, улепе­тывай. (Загораживает спиной Свету.)

Света. Погоди, мне надо что-нибудь собрать.

Толя. Все есть. Что надо, утром купим.

Света. Деньги тратить теперь нельзя так.

Толя. Плащ возьми, дождь будет.

Света. Ты покраснел.

Толя. Затылок ломит.

Евгения Ивановна. Ну и иди. (Вытесняет его за дверь.)

 

Он приоткрывает дверь силой.

 

Раздавлю!

Света (хватает его за протянутую в щель руку). Толик! (Уходит.)

Евгения Ивановна. Начинается житье!

 

 

Конец

 

1974

 

Библиотека драматургии: http://www.lib-drama.narod.ru

Библиотека
Новости сайта
Получать информацию о театре

454091, Россия, г. Челябинск, ул. Цвиллинга, 15
  Челябинский государственный драматический
"Камерный театр"

kam_theatre@mail.ru
Касса театра: 8 (351) 263-30-35
Приёмная театра: 8 (351) 265-23-97
Начало вечерних спектаклей в 18.00

 Министерства культуры Челябинской области   Год российского киноМеждународный культурный портал Эксперимент  


 

Яндекс.Метрика