«Пять лет подряд пытался поступить он во все театральные вузы Москвы. Удалось лишь с шестого захода. Недавно я видел его. Он стоял в красном плаще в ряду из полутора десятка «рыцарей». После спектакля встретились, поговорили. Он сказал, что счастлив...» — так еще в начале семидесятых рассказывал мне один знакомый о судьбе своего друга.

Я тогда не очень-то поверила в искренность слов о счастье. Ну какой же это результат всех многолетних мытарств: быть манекеном для красного плаща— цветовым пятном, мазком на картине, выстроенной режиссером и сценографом...

Странное явление — театр. Выпускни­ки школ разных поколений, поддава­ясь моде или требованиям времени, шарахались в разные стороны: устраивали очередные бумы, добиваясь поступления то в технические, то в гуманитарные, то в эко­номические вузы. Был период, когда вооб­ще на большинстве факультетов страны об­разовывался недобор. Но в учебные заведе­ния, готовящие артистов, конкурс оставал­ся очень высоким всегда. А ведь ничего бо­лее рискованного, более непредсказуемого, чем актерская судьба, нет. Кроме таланта, трудолюбия и прочего, что не лишнее в лю­бой профессии, здесь чуть не главную роль играет его величество случай.

А талант? Как угадать его в себе? Как не разувериться после череды неудач? Да и вообще стоит ли театр тех видимых и не­видимых миру слез, что пролиты ради не­го? Вот очередной пример. Растет в хоро­шем сибирском городе Тобольске в рабочей семье девочка. В городе, где есть старин­ный кремль, где жива память об отбывав­ших здесь ссылку декабристах, есть те­атр, один из самых старых в России. Ес­тественно, театр горожане любят, детей в него водят.

Почему-то (а почему?) девочка с ранних, еще дошкольных лет знает, что станет актри­сой. Естественно, участвует в школьной са­модеятельности (а кто в ней не участвовал?).

После школы едет в далекий город Горь­кий, сказав родителям, что будет поступать в институт иностранных языков. А сама держит экзамен в театральное училище. Облом. Девочка ростиком невысокая, но плотненькая. На лирическую героиню не тянет. А читает на экзаменах лирику Пуш­кина и тому подобное. «Несоответствие индивидуальных данных и репертуара», — объясняют ей.

«Я буду соответствовать!» — обещает девочка. И год занимается в студии бли­жайшего к училищу народного театра. Не помогло. Опять не взяли.

Возвращается домой. Но поступает не в пединститут, как хотелось бы близким, а в Тюменское училище культурно-просве­тительной работы, на отделение, где гото­вят руководителей самодеятельных теат­ральных коллективов. Там — учебные спе­ктакли, пусть учебный, но — театр!

Можно бы успокоиться, работать, как выпало по распределению, в студенческом клубе Тобольского пединститута. Дело жи­вое, можно продолжать, если хочется, рез­виться на студенческой сцене.

Какой черт толкает нашу героиню даль­ше? Совет одной из преподавательниц, при­ехавшей из Петербурга: «Бросай все и уез­жай поступать в театральное. Ты драмати­ческая актриса»? Или все та же, ничем не загашенная детская искорка?

Воспользовавшись правом, который дает диплом с преобладанием пятерок — не отрабатывать обязательные три года, она опять едет поступать учиться. На этот раз — в Челябинский институт искусства и культуры.

Поступает на режиссерское отделение. На актерское не взяли бы. И возраст уже не самый юный, и внешние данные не бес­спорны: невысокая плотненькая девушка тоньше за годы неразделенной любви к те­атру не стала.

Училась у Виктора Деля. Опять учеб­ный театр, уже институтский.

Работала с детьми во дворце культу­ры. В Камерный театр пришла, когда он еще не был муниципальным, просто не­сколько человек — группа энтузиастов пы­тались создать такой театр, который отра­зил бы их понимание мира и собственно театра. Пришла не актрисой — агентом по рекламе.

Любовь к театру, желание в любом слу­чае быть нужной ему заставили снова учиться. Теперь у нее режиссерский ди­плом ГИТИСа.

В маленьком коллективе все делают всё. И на сцену, если надо, выходят те, кому по­ложено обычно быть за сценой. И она вы­ходила.

Шесть лет назад главный режиссер Ка­мерного Виктория Мещанинова предложи­ла нашей героине стать штатной актри­сой. Играла в основном в детских спекта­клях: мышата, лягушата и т.п. Немножко «взрослого» — характерная, но с легким ук­лоном в лирику роль в пьесе О.Мухиной «Женщины всегда смеются и танцуют», ха­рактерная соседка в «Я не могу любить, я не умею» Л.Петрушевской, слуги в двух че­ховских спектаклях — «Свадьба» и «Мед­ведь! Медведь! Медведь!»...

Звездный час пришел с «Феличитой». Жанр спектакля, поставленного В.Меща­ниновой, В.Филоновым и Е.Красильниковой, театр определил как «ноу-хау». Это причудливая смесь приемов драматическо­го театра, эстрадной миниатюры, пародии, цирковой клоунады.

И здесь все ахнули от того, что делает в нем наша героиня — Елена Ожиганова. Она играет уборщицу: серый халат, надви­нутая до глаз черная шляпка, грубые баш­маки. И — стертое, ничем не примечатель­ное лицо.

Но в этой «серой мыши», этой «моли бе­лой» живет романтическая душа. И в сво­ем воображении она видит себя, то звездой бразильского карнавала, то объектом люб­ви прекрасного незнакомца, то прима-балериной...

Последний номер выглядит так: звучит «Лебедь» Сен-Санса, тетка в сером со шва­брой делает первые робкие движения в такт музыке, постепенно освобождается от де­талей будничной униформы и оказывается лебедем. Помните то несоответствие внешних данных и репертуара, помешав­шее семнадцатилетней девочке быть при­нятой туда, где учат на актрис? Номер не только об этом, но и об этом тоже... Тон­кий и добрый юмор, с которым работает в этом спектакле Елена Ожиганова, заста­вил меня вспомнить Леонида Енгибарова — самого, наверное, мягкого и философич­ного клоуна в истории нашего цирка.

Клоунесса в труппе драматического те­атра — явление редкое. Но тенденции раз­вития современного сценического искусст­ва заставляют думать, что такие актрисы будут становиться все нужнее и нужнее.

А пока жюри закончившегося 29 мая фестиваля «Сцена-2000» наградило Елену Ожиганову специальной премией — «За ар­тистическую смелость».

Девочка из Тобольска, верившая в то, что может и должна стать актрисой, доби­лась своего, пробилась, смогла получить возможность говорить со сцены людям то, что волнует ее саму. Путь был долгим. Но результат того стоил. Она не ошиблась в себе. Талант, в кото­рый верила, был на самом деле. Она, как та недотрога, что всю жизнь ждет принца. К ней «принц» пришел. Редко, но случается. А могла бы так и остаться любовь к театру неразделенной. Если бы вера в то, что есть талант, была ошибочной. Сколь­ко их, с жестоко исковерканной жизнью, поверивших в себя и — напрасно.

Я так и не узнаю, добился ли чего-то большего тот «рыцарь» в красном плаще, шесть раз державший экзамен в театральные Вузы и счастливый уже просто тем, что стоит на сцене. Если нет, счастлив ли по-прежнему, что выходит на подмостки?

Она не ошиблась в себе. Талант, в кото­рый верила, был на самом деле. Она, как та недотрога, что всю жизнь ждет принца. К ней «принц» пришел. Редко, но случается.

А могла бы так и остаться любовь к театру неразделенной. Если бы вера в то, что есть талант, была ошибочной. Сколь­ко их, с жестоко исковерканной жизнью, поверивших в себя и — напрасно.

Когда в на­шем городе про­ходил кинофес­тиваль, посвя­щенный памяти Леонида Леони­довича Оболен­ского, группа деятелей кино побывала на очень понравившемся спектакле «Феличита». Ирина Оболенская, вдова великого ак­тера, подарила Елене в благодарность за то, что она делает на сцене, кольцо, ко­торое было подарено самой Ирине Лео­нидом Леонидовичем.

Кольцо Мастера попало на достойную руку.

.